двадцать четвертому шоссе, расположен городок со смешным названием Палатка. Это вовсе не палатка с газированной водой, это вообще не русская палатка. Это индейская палатка. Не 'вигвам', а именно 'палатка'. Индейское слово 'палатка', не имеющее никакого отношения ни к русскому слову 'палатка', ни к индейскому слову 'вигвам'. А вот на пути в Орландо есть другой городишко с индейским названием - Апопка. Но это так, к слову. А вот теперь слушай непосредственно про Сидорки.
Сидорками называют среди местных флоридских русских маленький рыбацкий городок на Мексиканском заливе. Его настоящее название Cedar Key. 'Cedar' по английски означает - да, правильно, 'кедр'. А вот 'key' - это вовсе не 'ключ', как ты мог бы подумать. Слово 'key' в этом названии - это не английское слово, а индейское. И означает оно 'остров'. То есть, все название целиком переводится как 'Кедровый остров'. Но на слух при быстром произнесении с местным акцентом оно звучит почти неотличимо от русского слова 'Сидорки'. Купаться в Сидорках, можно сказать, негде. Пляж скверный, вода в заливе грязноватая, мутноватая, и чуток пованивает соляркой и тухлой рыбешкой. Зато рыбалка в Сидорках отменная. И вообще - это очень романтичное во всех отношениях место. Место, где живут бородатые рыбаки, не снимающие резиновых сапог, а еще визгливые чайки, длинноногие важные цапли и грузные носатые пеликаны. Место, где солнце и океан, собравшись вдвоем, радуют глаз изумительной красоты закатами. Место, где морские фермеры разводят мидий - моллюсков, похожих на устриц. Разводят, кормят, потом ловят. Поймав, тут же варят их в соленой воде со специями и продают туристам. Мидиям такой расклад не сильно нравится, зато туристы в восторге, и рыбаки-фермеры не в накладе. Что касается съеденных мидий… наверное таких раскладов, когда выигрывают все, просто не бывает в природе. В этом выражается открытый мной закон, который я назвал 'хуевым началом термодинамики'.
*7. Сидорки (продолжение). Хуевое начало термодинамики*
Раскладов, при которых выигрывают все, просто не бывает в природе. Это противоречит законам термодинамики, а термодинамика - это вещь серьезная и проверенная временем. Основной закон термодинамики выражается в том, что если в некой замкнутой системе кому-то очень хорошо, то это только потому, что кому-то другому в той же самой системе, в то же самое время, очень хуево. Те, кому в данный момент хуево, пытаются сделать так, чтобы им стало хорошо, но те, кому хорошо, отлично понимают, что как только станет хорошо тем, кому сейчас хуево, то хуево станет тем, кому в данный момент хорошо, то есть, им самим. Поэтому те, кому хорошо, яростно сопротивляются попыткам тех, кому хуево, изменить состояние замкнутой системы. Разумеется, это не единственная коллизия в системе, но она базовая и определяющая. Процесс локальной смены состояний, временных побед и поражений диффузно и неравномерно распределяется по всей системе, энтропия системы хаотически шарахается из стороны в сторону, как будто ее неожиданно ебнули по голове моржовым членом, но исходная базовая закономерность никогда не нарушается: в системе всегда кому-то хорошо, а кому-то хуево. Меняется лишь процентное соотношение между первыми и вторыми. Причем в самой системе это процентное соотношение никогда с достоверной точностью не известно.
Основная ошибка ученых и философов всех времен заключается в том, что они пытаются выявить причины этой диспропорции состояний путем глубоких исторических исследований. Между тем, физические интерпретации картины мира, то есть самые достоверные и работающие интерпретации, отличаются принципиальным отсутствием в них историзма как детерминистической парадигмы. Иными словами, дальнейшее вероятное изменение системы зависит только и исключительно от ее настоящих свойств, и совершенно не зависит от того, какими путями система пришла к своему настоящему состоянию и настоящим свойствам. В теории компиляции та же самая хуйня называется контекстной независимостью. В основе всех без исключения свойств, в которых проявляет себя система в любом из своих состояний, физики усматривают универсальные, фундаментальные законы, которые никогда не меняются. Один из этих незыблемых законов гласит, что если в некой замкнутой системе кому-то очень хорошо, то это только потому, что кому-то другому в той же самой системе, в то же самое время, очень хуево.
Изменить этот закон - выше человеческих сил. Поэтому исторические кропания Плутарха, Геродота, Карамзина, Ключевского, Соловьева, Тарле, а теперь вот еще и озлобленного гада Солженицына, могут быть чрезвычайно занимательны, но с точки зрения объяснения причин наших бедствий, они совершенно бесполезны. Объединять историю и политологию - это все равно что смешивать воду и бензин. И та и другая гадость растворяет спирт, но при этом каждая из них - /совершенно по-разному/. Точно так же, история и политология изучают один и тот же предмет - социальные отношения, но этой общностью материального предмета исследований полностью исчерпывается общность двух упомянутых наук. История - наука феноменологическая, а политология - прогностическая. Ничего общего кроме исходного материала.
Были в свое время революционеры, которые хотели сделать так, чтобы всем навеки стало хорошо. Они полагали, что для этого достаточно покропить человека водичкой или окунуть в нее целиком. Были и другие революционеры, которые кропили народ его собственной кровцой, потом начали топить народ в крови, и вроде бы сделали все возможное для того, чтобы всем обитателям системы пришел настоящий, полнометражный пиздец. Но в итоге, ни у тех, ни у других ни хуя не получилось. Базовая закономерность человеческой термодинамики осталась неизменной. Процветания пока не видно, и даже благодетельный пиздец приходит к каждому по одиночке, но никак не всем вместе, и потому не приносит никакого удовлетворения. Обидно, блять!
Обидно, но с другой стороны, из этого следует также и иной, крайне оптимистический вывод. А именно, раскладов, при которых проигрывают все, тоже не бывает в природе! И если нам кажется, что в данный момент проиграли все, то это значит, что выигравшая сторона просто ускользнула от нашего внимания. Вероятнее всего, она сделала это намеренно, чтобы ее не поймали и не отпиздили проигравшие. В политической борьбе чаще всего побеждает тот, кто успешнее всех маскирует свое состояние, свои действия и свои намерения. Именно поэтому нам всегда доподлинно известно все о жизни тех, кому в системе хуево, но почти ничего не известно о жизни и намерениях тех, кому хорошо, а если что-то и известно, то наверняка это все ложь, пиздеж и провокация.
В основе человеческой термодинамики лежит информационная динамика. Информация - это не материя и не энергия, но именно информация детерминирует распределение и того, и другого. Тепло и хорошо тому, кто выиграл информационную войну. Защищен лучше всех тот, кто является хозяином всей информации в системе. Хуево тому, кто беден, гол и открыт, кто безоружен, кто не защищен мощной броней, маскхалатом и теплым одеялом. Хуево ему, бедному. Холодно ему или невыносимо жарко. Плющит от жары или трясет от озноба его беззащитное тело, и виден он насквозь, как под рентгеном. Что же тебе делать, бедненький? Присосись к сильному, как прилипала к акуле. Соси изо всех сил, чтобы не пропасть. Пока ты слаб и беззащитен - тебе остается только сосать у сильного. Окрепнешь, станешь сильным сам - начнут сосать и у тебя.
Вот какого рода мысли мне чаще всего приходят в голову в субботу утром, когда я собираюсь погрузить свои кости в Шевроле Тахо и отправиться в Сидорки прочищать голову от недельной информационной грязи.
Бедная моя голова! Я продал ее американскому работодателю, чтобы жить более или менее достойной жизнью и уважать себя. Ведь только в этом случае я могу быть писателем, философом и мыслителем. Увы! Вышло не совсем так как я расчитывал. Конечно, я стал вполне самостоятелен в жизни. Я не живу у тещи, не приживаюсь к порядкам в чужом доме, не выслушиваю нотаций. Я сам решаю, куда мне положить консервную открывашку, куда положить ковровую дорожку и иметь ли ее вообще. Я сам решаю, что мне есть на завтрак, потому что я сам его себе готовлю на своей кухне. Мне не надо давиться ежедневными утренними сардельками, сокращающими женский труд по мому прокорму. Сам я приготовить себе в тещиной квартире ничего не мог. Кухня ревностно охранялась от моего вторжения. Преданная, педантичная теща считала крайне неприличным, чтобы мужчина возился с горшками при наличии в доме женщин, и все делала сама. Наташа к кухне была крайне равнодушна. Но силенок у пожилой женщины, руки которой были скованы ревматоидным полиартритом, не хватало, и поэтому мне казалось невозможным 'выкомаривать' и требовать ту еду, которую хочется мне, а не которую она в силах приготовить. Такая вот трагедь.
В Америке я наладил себе прекрасную диету, при этом требующую минимум кулинарных усилий. Я очистил правильной диетой свою кожу, суставы и позвоночник, стал выглядеть моложе и стройнее. И запачкал голову. Что ж, все вполне закономерно. Ведь раскладов, при которых выигрывают все части тела,
