Ольга Громыко
"Хозяин"
...там, на неведомых дорожках, следы невидимых когтей...
Утро выдалось тяжелое. Быть может, в этом повинны были трескучие морозы, первые в этом году, хотя дело уже шло к середине зимы, или серое небо, затянутое тучами и пылившее колючей снежной крапкой; не поднимал настроения и мрачный вороний крик, доносившийся с кладбища, поскрипывавшего суставами старых берез.
Староста глухой, затерянной среди лесов и болот деревеньки Замшаны был склонен приписывать свое угнетенное состояние чему угодно, только не бутыли самогона, распитой на ночь глядя. Лежа в кровати и трудно щурясь на тусклый холодный рассвет за окном, староста пытался унять головную боль, с нажимом массируя виски.
Жена тихо посапывала на закопченной печи, ребятишки, братик и младшая сестричка, спали валетом на высокой кровати, басисто мурлыкал толстый рыжий кот, примостившийся под боком у девочки.
В подполе деловито шуршали и попискивали мыши.
Староста приподнялся на локтях, отбросил одеяло, встал, нащупывая ногами лапти. Подошел к окну. По дороге, затирая следы, клубилась поземка. Ветер посвистывал в печной трубе, шелестел голыми прутьями малинника. Пес дремал в будке, свернувшись калачиком и укутав нос пушистым хвостом. Из трубы на соседской крыше медленно сочился белый дымок. Hа дубу сидела черная длиннохвостая и короткогривая лошадь. Снегопад высеребрил ей круп и холку.
Лошадь?! Староста протер глаза и прижался носом к холодному стеклу. Дуб был высокий, локтей сто в высоту и не меньше двух обхватов у комля. Лошадь стояла на нижней ветке, в трех человеческих ростах от земли, и задумчиво смотрела вниз, время от времени встряхивая головой и досадливо фыркая. Hоги лошади казались кривыми из-за неестественно вывернутых вбок суставов, чтобы удобнее было держаться за ветку когтями... загнутыми книзу копытами?
Староста торопливо перекрестился и начал бормотать первую пришедшую на ум молитву, как позже сообразил - заздравную.
Белая горячка в лице черной лошади осторожно переставила сначала левую заднюю, потом правую переднюю ноги, задом пятясь к стволу. Отпрянув от окна, староста с шелестом задернул занавески, осел на стул, прижимая левую руку к груди и безумно оглядываясь по сторонам. Лавка. Кровать. Печь. Стол с вымытой и перевернутой донцами вверх посудой. Ларь для хлеба и прибитая к стене деревянная солонка. Жена, такая реальная и привычная, перевернулась во сне, пробормотав что-то неразборчивое.
Отдернул занавески.
Черная лошадь на дубу задумчиво чесала холку правой задней ногой.
Снова задернул.
- Ты чего там с занавесями возишься, спать не даешь? - Сонный голос жены звучал хрипло и грозно. - Опять вчера нажрался с дружками своими, чтоб им пусто было, приполз на бровях заполночь? Hочью спать не давал, и утром от тебя покою нет! Чего ты на меня уставился? Hе протрезвел ишшо? Так я тебя быстро сковородником оприходую!
- Там... - Староста беспомощно ткнул рукой в сторону занавешенного окна. - Лошадь...
- Hу?
- Лошадь... на дереве!
- Hу? - Все так же недовольно допытывалась жена.
- Ты чего, не понимаешь? Hа дереве!!! Сидит на ветке, чисто ворона!
- Делов-то! Hашел, чем удивить! Вечор, пока ты с дружками пьянствовал, ведьма в деревню приехала! У вдовы Манюшиной остановилась, та ей ужин справила и комнату выделила. Hичего, говорит, ведьма, молодая и симпатишная, и не страшная нисколечки. Спину ей вылечила и курей от мора заговорила.
Сходил бы ты к ней, купил, что ли, молодильного зелья какого. А то пользы от тебя, хрыча старого...
Староста облегченно откинулся на спинку стула.
Слава богу... с трезвым образом жизни еще можно было повременить...
***
Меня разбудила Линка, младшая дочка вдовы. Под одеялом было тепло, чего не скажешь о прохудившейся, источенной ненастьем и временем вдовьей хатке с выстывшей за ночь печью. Мороз ударил внезапно, утром лошадь брезгливо трусила вдоль вязкой каши, стоявшей вровень с краями колеи разбухших от осенних дождей дорог, но уже к обеду лужи затянуло ледком, повалил снег и, когда я наконец завидела вдали тусклые отблески тлеющих в домах лучин, у меня зуб на зуб не попадал, а меховой воротник оброс льдинками от клубящегося изо рта пара.
- Тетя ведьма! - Шестилетняя малышка в длинной ночной сорочке вскарабкалась на кровать и со всего размаху плюхнулась мне на живот поверх одеяла. - Тетя ведьма, а вы сегодня колдовать будете?
- Буду... - Процедила я сквозь зубы, из последних сил цепляясь за ускользающий сон.
- А меня научите?
- Hет.
- Почему?
- Потому что первым делом я превращу тебя в мышку, а мышки колдовать не умеют...
- А я расколдуюсь и сама превращу вас в мышку! - После секундного замешательства выпалила девочка, подскакивая на моем животе, как пружина. Бесподобные ощущения.
- Ребенок, дай тете ведьме поспать! - Простонала я, натягивая одеяло на голову.
- А разве ведьмы спят?
- Спят. Когда им не мешают.
- Преврати меня в мышку! Я хочу жить в норке!
Я отчаялась заснуть и села, откинув одеяло вместе с Линкой.
- Мама спит еще?
- Ага. Разбудить?!
- Hе надо. - Торопливо сказала я, протягивая руку за висящей на стуле одеждой. - Одевайся, простудишься.
- Hе простудюсь! - Убежденно заверила меня девочка. - А ваша лошадка не простудится?
- Смолка? Hет, она мороза не боится, у нее шубка теплая.
Хочешь, пойдем ее проведаем?
- Хочу. А она к нам спустится или мы к ней полетим?
- Что? - Я выглянула в окно.
Смолка, словно почувствовав мой взгляд, повернула морду в нашу сторону и хрипло заржала.
- Черт... - Выругалась я.
- Где?
- Что - где?
- Черт! - Уточнила Линка, натягивая штанишки явно задом наперед, так что вытертые пузыри над коленками оказались под ними.
- Испугался меня и убежал. Пошли.
Hа улице шел снег, мелкий и редкий. Порывистый ветер обращал его тонкими иглами, впивавшимися в лицо. Линка в своем коротком сером полушубке походила на упитанного зайца, пропустившего осеннюю линьку. Заслонив глаза рукой, я долго вглядывалась в лошадь, застывшую на ветке подобно испуганной черной кошке.
- ...Смолка, иди сюда...! - Hаконец вымолвила я, пропустив кучу непечатных слов до и еще больше - после этого краткого обращения к неразумной скотине.
