– Так они теперь вместе? Как это случилось?
– Я сказала Келси, что ей нужно рискнуть с ним.
Понимающая улыбка появляется на его лице:
– А она… хотела, чтобы ты рискнула со мной?
Как он догадался об этом?
– Ты сказал, что можешь дать мне время, – тихо говорю я, впиваясь ногтем большого пальца в ладонь.
Он пробегает рукой по волосам и вздыхает:
– Могу.
Я не могу определить, кто мы, или что я чувствую. Я думала, Кайл был моим единственным. А теперь есть Джереми… и мне нравится быть с ним.
Но я все еще не уверена, готова ли к риску, следующему за чем-то большим.
***
– Мэтт!
Он торопится ко мне со значком девятой мили:
– В чем дело? Что стряслось? Колено?
Я тянусь к нему и хватаю за руку:
– Мне нужен вазелин. Сейчас же.
Он прикусывает свои губы, но не может сдержать взрыв смеха, который вырывается из его рта. Он копается в сумке и достает чудесный вазелин. Я хватаю его. Бросаюсь с тропы. Прячусь за деревьями. Зачерпываю мазь и втираю между ног, громко вздыхая.
– Энни? – голос Мэтта полон участия.
– Если ты расскажешь об этом своему брату, я убью тебя!
Он хохочет. Громко.
Сегодня мы бежим двадцать две мили – самая длинная дистанция перед марафоном в следующем месяце. Я уже пробежала тринадцать миль – осталось девять.
Намазав повсюду вазелин, я вновь присоединяюсь к Эндрю и Лизе на тропе. Они оба хихикают над моим инцидентом с трением. Я злобно смотрю на них. Эндрю начал бегать с нами пару недель назад. Он даже расстался со своим iPod. Теперь он развлекает нас рассказами о своих маленьких мальчиках от первого брака и о своей работе шерифом в Смирне.
– Погоди, – говорю я. – Ты принял звонок 911, что кто-то потерял питона в своем доме и затем он оказался в Уоллмарт?
– В продуктовом отделе, – говорит Эндрю. – Я думал, придется пристрелить эту штуку, но отдел по контролю за животными прибыл вовремя. А теперь люди хотят предъявить иск Уоллмарт за то, что подверглись стрессу, даже если это не их вина, что кто-то потерял своего питона.
– Лиза – юрист, – говорю я. – Она может справиться со всем этим.
– Я юрист по трудовым отношениям, – говорит Лиза. – Я имею дело только с человекоподобными животными.
Ассистенты Мэтта расставили столы каждые пару миль вдоль всего маршрута. Я обнаруживаю, что если брызнуть изо рта водой под футболку, будет прохладно. Ем леденцы. Машу руками вперед-назад. На пятнадцатой миле мне нужно съесть нечто более питательное, иначе я не пробегу и следующей, не то что семь оставшихся. Из бокового кармана своего гидратора я достаю пакетик энергетического желе. Я ни разу не ела его прежде. Мэтт говорит, что фишка в том, чтобы есть маленькими дозами, тогда меня не будет тошнить, я не могу рисковать со своим слабым желудком. Разрываю упаковку. Сладкая липкая фигня медленно вытекает и покрывает мои руки.
– Ох, гадость, – говорит Лиза, одаривая мрачным взглядом пакетик с желе.
Я слизываю капельку с большого пальца.
– На вкус не так уж плохо. Что-то вроде суперсладкого меда. – В течение следующей мили я приканчиваю желе, но так как на обочине нету мусорных баков, а я не хочу ничего разбрасывать, засовываю липкую обертку в карман гидратора.
– Фу, это отвратительно, – говорю я, стараясь слизать липкость с пальцев. Молюсь, чтобы быстрей была остановка с водой, что бы я могла помыть руки. Я бы вытерла их о шорты, но не хочу, чтобы они стали еще грязнее. А затем меня начинает мутить.
Я хватаюсь за бок:
– О нет.
– Желудок? – спрашивает Эндрю.
Я киваю. Хвала небесам, знак биотуалета на отметке в пять миль. Я выбегаю трусцой вперед друзей, а затем ускоряюсь, абсолютно задыхаясь, мое колено горит. Мне нужен туалет. Сейчас же.
Бегом. Бегом. Бегом.
Я едва успеваю. Эндрю с Лизой так милы, что ждут мня снаружи, пока захожу в туалет. Хоть я и сменила ибупрофен на тайленол, и мне не приходилось так часто это делать, все равно это случается. Такова моя доля, приходится пользоваться туалетом во время забега на двадцать две мили. Ненавижу свой слабый желудок.
Оттираю с пальцев желе туалетной бумагой. Немного остается на моих руках. Пот катится по лицу. Гадость. В биотуалете чертовски жарко, и мой желудок болит, и я не пойму, меня тошнит или мне нужно воспользоваться туалетом. Я потная, отвратительная бесформенная масса.
– Спасибо вам, – говорю я, когда заканчиваю. – Не думаю, что смогла бы финишировать без вас.
Эндрю похлопывает меня по спине.
– Мы бы тоже не смогли бежать без тебя.
В оставшиеся пять миль мы совсем не разговариваем. Ни у кого из нас нет энергии. Я больше не могу бежать плавно – просто плетусь прихрамывая. Колено пульсирует. Слышу в голове голос доктора Сэндерса: «Должен сказать тебе, что не уверен, выдержит ли твое колено гонку».
Виднеется знак нулевой мили. Я всхлипываю.
– Слава богу! – задыхается Эндрю.
Раздаются аплодисменты, когда мы минуем знак. На тридцать секунд мне становится легче, но затем я начинаю оседать. Мэтт подхватывает меня под локти. Поддерживает. Опускает на пляжное полотенце. Такое чувство, будто сотня пчел одновременно жалят мои ноги. Пот льется по лицу, жжет глаза.
Я начинаю плакать. Лиза валяется на полотенце рядом со мной. Эндрю сгибается, его голова между коленями. Я склоняюсь на бок и меня рвет на асфальт. Только не снова.
Мэтт расстегивает мой бандаж, и Бриджит передает ему пакет со льдом. В руке появляется очищенный банан. Слава богу. Не думаю, что смогла бы очистить его сама. Засунув его в рот, я едва не давлюсь им. Меня только что вырвало, но я могла бы съесть целый продуктовый магазин. Мэтт подносит стаканчик лимонного Гаторэйда к моим губам. Я делаю глоток, но все заканчивается тем, что проливаю оставшееся на свой голубой топик. Желтое смешивается с синим и превращается в отвратное зеленое пятно на груди.
Он передвигается, чтобы помочь Лизе растянуться, а Бриджит дает Эндрю тайленол. Это сумасшествие. Если я едва могу выдержать двадцать две мили, как я выживу, пробежав двадцать шесть?
Кайл ни разу не одолевал двадцать две мили. Самое большее, что он пробегал – двадцать. Только мысль об этом заставляет слезы еще сильнее струиться по моему лицу. Он никогда не делал этого. И я не уверена, что смогу сделать это снова.
– Мэтт, я не могу, – бессвязно говорю я. – Я не смогу осилить гонку. Как я пробегу еще четыре мили? Это слишком много. Это больно. Больно.
– Энни, у тебя получилось, – мягко отвечает Мэтт. – Я не позволю тебе навредить себе. Твое колено сегодня почти не опухло. Наши упражнения приносят результат…
– Я не могу, – говорю я сквозь слезы. – Мой желудок. Я не могу.
Две руки крепко сжимают мои лодыжки. Джереми становится на колени передо мной:
– Энни, ты не бросишь. Ты можешь сделать это, поняла?
Сопли текут из моего носа.
– Энни, – снова говорит Джереми. Его голос звучит издалека. – Выпей это. Сейчас же.
Еще один стаканчик появляется передо мной.
– Я не могу. Не могу. Больно.
Такое ощущение, будто мой желудок выворачивается наизнанку. Я наклоняюсь и меня снова тошнит, прямо перед ним. Хватаюсь за бок. Внезапно он встает. Ему противно.
Но затем я чувствую, как он садится позади меня, вытягивая ноги рядом с моими. Его руки обхватывают меня.
– Я держу тебя. Расслабься. – Прислоняюсь к его груди, стараясь восстановить дыхание. Мэтт отводит взгляд от лодыжки Эндрю, которую обследует, и улыбается, когда видит своего брата со мной.
Джереми шепчет мне на ухо:
– Ты закончишь это ради него. Обязательно.
Это заставляет меня плакать еще сильнее. Я смаргиваю слезы, уставившись на него через плечо.
– Кайл рассчитывает на тебя, Энни.
Полумарафон Блюграсс
Три недели до Городского Музыкального Марафона
Я подпрыгиваю вверх-вниз на цыпочках.
