— Дэн, никто из нас до сих пор не знает, что произошло в той пиршественной зале. Тебя и вовсе не было там. — Я не могла рассмотреть выражение лица Эсфориэля, но полагала, что во взгляде, обращённом на племянника, стыла сиреневая печаль. — А я — был.
Как интересно.
Но если Эсфориэль присутствовал при резне восемнадцать лет назад, а потом попал к дроу…
Я кинула быстрый взгляд на Морти, однако принцесса, пристально следившая за картинкой в зазеркалье, не заметила его.
— Да, ты был там! И мне странно, что теперь ты отрицаешь очевидное! Ты ведь видел, как наша мать умирала за пиршественным столом, видел ту царапину на её руке! Ничтожную царапину, нанесённую исподтишка! Отравленным лезвием! Знакомый стиль, не правда ли? — Эльфийский принц повернул голову к Лоду, наверняка бросив на колдуна ненавидящий взгляд. — Ты сам когда-то рассказывал, что дроу обожают отравленное оружие!
Впрочем, если подумать… его слова не противоречат тому, что говорила мне Морти: «Никто из нас доподлинно не знал, что там произошло». Сразу после резни никто из дроу и правда не знал, что произошло, — они узнали об этом позже. После того как к ним примкнул Эсфориэль.
Но пару дней назад ни Алья, ни его сестра ещё не считали нужным объяснять презренной смертной пленнице всю подноготную.
Значит, ту бойню спровоцировала смерть Повелительницы эльфов?
И каким же надо быть идиотом, чтобы травить её под носом у кучи эльфов и людей?..
— Сама по себе рана твоей матери не означает, что…
— Что её нанесли дроу? — голос Дэна резал горечью издёвки. — И кому же ещё, по-твоему, могла быть выгодна мамина смерть?
— Дроу были бы глупцами, решившись на столь откровенную провокацию в окружении наших воинов. Но мой светлейший брат, твой отец, не желал…
— Они просто не рассчитали время действия яда, вот и всё! И наверняка хотели отца так же отравить, только к нему не сумели подобраться! — Принц яростно шагнул вперёд. — Это всё из-за Тэйранта, да? Ты помнишь ту маску, которую он надевал для тебя? Милого мальчика, заменившего тебе родных братьев? И его сестру, обольщавшую тебя, чтобы ты предал свой народ и переметнулся к ним? Да, в той войне для тёмных ты был бы весьма полезен, если б всё же купился на подстилку, которую тебе подкладывали!
Эсфор не вздрогнул. И ничего не сказал. Лишь чуть склонил голову набок.
И я не видела ни выражения его лица, ни его глаз, но что-то заставило Дэнимона попятиться.
— Не все дроу одинаковы, Дэн. Не все такие, как Тэйрант. И не все эльфы так благородны и чисты помыслами, как ты. — Когда Эсфор заговорил вновь, его голос был даже спокойнее прежнего. Спокойным до того, что его можно было бы назвать мёртвым. — Не каждый из светлых — добро, не каждый из тёмных — зло. Когда я родился, ещё не было этого разделения на свет и тьму. Пусть дроу оступились и упали во мрак… мы, те, кого стали называть «светлыми», должны были протянуть им руку и помочь подняться. А не толкать обратно всякий раз, когда они пытались вернуться к свету.
Забавно, что принцу приходится объяснять столь очевидные вещи. С другой стороны — людям тоже свойственно прятаться от очевидного за своими иллюзиями.
И мы просто обожаем сводить всё к биполярности.
Ведь так жить куда проще.
— Пытались вернуться? — Даже отступив, эльфийский принц горделиво вскидывал голову. Сбить с него спесь явно было не так-то легко. — Они и после войны грабили и разрушали наши города!
— Те города, которые мы отняли у них. Ради ресурсов, которых у них не было. Ради выживания своего народа, который мы вынудили бежать под горы, туда, где нет ничего, кроме воды, угля и камней. — Эсфор повёл рукой, указывая на окно, за которым властвовала вечная темнота. — Если в прошлом враг был опасен, это не означает, что он не мог измениться. Мы сами загнали дроу в угол, но ведь нет ничего опаснее загнанного зверя. Мы отвергали все их попытки заключить мир…
— И все они были ловушками — как и та, на которую мы согласились и которая закончилась бойней! Дроу никогда не перестанут ненавидеть нас, никогда не остановятся, пока не добьются того, чего хотел Тэйрант! Потому отец и желает покончить с ними раз и навсегда: пока они не набрались достаточно сил, чтобы покончить с нами! — Принц махнул ладонью в отрицающем жесте, точно разрубая воздух перед собой. — Как ты не понимаешь, дядя? Эта новая война с дроу, которую ты так стремишься предотвратить — всё для нас! Для моего отца, для меня, для всех светлых! Мы должны раз и навсегда поставить точку в битве с тьмой!
— Путём истребления целого народа?
— Не важно! Мы обязаны победить!
— Нет, это очень важно. То, как мы хотим победить. — Эсфор отвернул голову, глядя в стену. — На войне нет победителей, Дэн. Есть лишь проигравшие. С обеих сторон. И те, кто живёт дальше, порой завидуют тем, кто ушёл. Потому что твоё тело может остаться нетронутым, но душа — никогда. Война не щадит никого. И оставляет после себя не победителей, а… выживших. Раздавленных. Смятых, — голос эльфа зазвучал так глухо и бесцветно, точно кто-то прижал пальцем звенящую струну гитары. — Война — это не подвиги, о которых поётся в песнях. Не легендарные герои, которых помнят вечно, и не красивый танец с мечами. Это страх, гниль, пустота и смерть. И победа — не праздник, а время, когда можно бросить оружие и разбирать пепелища, оставшиеся на месте цветущих городов. Расчищать землю от останков людей, животных… государств. Пытаться найти и собрать осколки прежней жизни, мирной жизни — и не суметь этого сделать. Потому что ты навсегда запомнишь соратников, оставшихся на поле сражения в траве, в грязи, в снегу, — теми, через кого ты вынужден был перешагнуть, чтобы идти дальше. Запомнишь плач женщин, что потеряли мужей, сыновей и отцов. Запомнишь развалины мирных жилищ, запомнишь любимых, что обернулись призраками… и себя, что был убийцей. Вместе со всеми, кто воевал рядом с тобой, кто убивал, чтобы другие могли жить. Чьи руки навсегда останутся обагрёнными кровью: той кровью, реки которой ты пролил и которую уже никогда не смоешь…
Эльф смолк, но Дэн не произнёс ни слова. Ни он, ни другие пленники.
А Эсфор так и не взглянул на них.
И я понимала, что он сейчас не здесь. Сейчас он — со своими призраками. С Тэйрантом, который, наверное, походил на Алью, с его сестрой, представлявшейся мне копией Морти… и с Ильхтом, чей наследник стоял в тёмном углу, внимательно наблюдая за четвёркой в ошейниках.
За четырьмя детьми, мир которых всегда был так прост, так уютен, так однозначен.
Двухцветен, как шахматная доска.
— Это не битва света и тьмы, Дэн, — тихо проговорил Эсфориэль. — Не битва добра и зла. Это битва двух сторон, каждая из которых готова убивать и умирать за свою правду. Битва тех, кто служит игрушками в руках сидящих на тронах. Тех, кто по воле своих владык оказался на разных сторонах. И на каждой стороне хватает ублюдков и святых. Садистов, что наслаждаются видом крови, и тех, кто сражается за родных и близких. Интриганов, что пытаются дорваться до власти, карабкаясь по трупам, и тех, кто просто готов умереть за своё королевство и своего Повелителя, — эльф снова повернулся к племяннику. — И мы должны помнить это. Всегда. Помнить всех, кто погиб на войне, чтобы мы могли жить в мире. И не становиться теми, с кем когда-то мы так отчаянно сражались… теми, кто тоже готов был истребить целый народ ради своей извращённой истины.
Возможно, Дэн всё же нашёл бы, что на это ответить. По крайней мере, я очень ждала его ответа. Того, что можно противопоставить подобным словам.
Но в этот момент дверь в комнату распахнулась.
Алья ступил внутрь мягким тигриным шагом. Замер, едва шагнув за порог. Я не видела, куда он смотрел, но предположить было нетрудно.
А вот его широкую улыбку разглядела даже на маленьком зеркальном стекле.
Сунув зеркальце мне в руку, Морти стремительно поднялась на ноги:
— Аккуратнее с этим, ладно?
Серебро было странно тёплым, почти горячим. Я перехватила зеркальце поудобнее, пока фигурка Эсфора отступала в сторону, к Лоду, из простого наблюдателя вдруг обернувшегося очень напряжённым наблюдателем.
