смеется над вещами, над которыми никто не смеется и ему неимоверно сложно заводить
друзей. Я считала, что проблема в культурном различии, родители моего отца эмигрировали из
России, а семья моей матери приехала сюда, когда ей было шестнадцать лет. Но наша
диаспора разрослась здесь достаточно давно, чтобы культурно ассимилироваться. Пока он
учился в школе, его совсем не беспокоил его статус чудака. Это больше беспокоило меня. Я
всегда истерически защищала его. Его высмеивали, и что еще хуже он всех избегал. Лекс на
все это просто пожимал плечами, в то время как я постоянно бежала на школьный двор,
готовая к драке.
Он приехал на своем проржавевшем юнкере Ford escort - самой скучной машине.
- Хочешь проехаться через центр города, так как тебя давно не было?
- Звучит заманчиво, Лекс. Снег так прекрасен. Эй, а ты встречаешься с кем-нибудь из
школы?
Он убирает одну руку с руля и проходится ей по волосам, убирая пряди за свои
большие уши.
- Тот же вопрос относительно тебя, доктор Рут. Хорошее начало разговора. Мама и
папа захотят услышать об этом.
- Перемирие. И ответ будет, когда я напьюсь и буду знать, что не побегу за ним.
Я смотрю на темные улицы и рисую круги на затуманенном окне. Нажав кнопку, я до
конца спускаю окно. Когда оно снова закрывается, на нем нет лишней влаги и мне лучше
видно улицы. Мне бы хотелось кого-нибудь увидеть. Мне бы хотелось увидеть вы-сами-
знаете-кого.
- Остановимся выпить кофе или что-нибудь перекусить? Мама и папа уже лягут спать,
когда мы приедем домой.
- Ты пьешь кофе после полуночи?
- Я пью его постоянно. Мне нравиться ездить на автобусную остановку Greyhound.
Мы едем прямо туда. Кофе ужасное, но они открыты двадцать четыре часа и они раздают
дневную выпечку, когда меняется смена.
Мы выросли в Оук-Парке, в северной части города. Позже большинство семей
переехало в Вэст Блумфилд, когда смогли позволить себе настоящую недвижимость. Но мы
остались в том же доме, в котором всегда проживали. Это не удивительно, учитывая, что моя
мама даже не знает, как добраться до центра города в Детройде.
Уличные огни сияют всеми цветами радуги сквозь мокрое окно автомобиля. Я бы
подумала, что мы находимся в зимней сказке, если бы уже не знала, что за свалка находится
под этим снегом.
- Ты ходишь туда, потому что ты ограничен в средствах? Разве ты не работаешь над
дипломом?
- Что? Ах, да. Нет, мне просто нравится там, когда что-то бывает бесплатно.
Говоря это, он сворачивает на стоянку автостанции. Я хочу найти повод, типа того, что
мама и папа ждут нас, но он прав, они должно быть уже легли спать. Кто я, чтобы оскорблять
место его тусовок? Мой пятничный спортивный бар, возможно, сервирует более свежую
пищу, но его забегаловка более поэтичное место - или хотя бы лучшее, чтобы наблюдать за
людьми. Не так много пьяных.
Мы тащимся по слякоти и грязному снегу через автостоянку. Лекс придерживает для
меня дверь, кланяется, пока делает это и усмехается своему маленькому шоу. Вот, что я
подразумевала под странностями. Никто не должен ходить сюда добровольно, не говоря уже о
том, чтобы получать от этого удовольствие. Автостанция. Второе самое ужасное место в
мире, сразу после почтамта.
Мы сидим в баре, который обращен к стене. Два дымящихся черных кофе с жирными
полосами на верхушке. Две подсохшие и скрюченные булочки, на моей оранжевый джем, на
его - красный. Я откусываю кусочек и, повернувшись в кресле, наблюдаю за действием, пока
Лекс вздыхает над своей чашкой.
- Чем ты занимаешься? Придумываешь в своей голове истории про людей, которых
видишь? Или приносишь с собой домашнее задание? Скажи мне еще раз, какого хрена ты
сюда ходишь? У них Wi-Fi хотя бы есть?
Я макаю булочку в кофе и откусываю еще один кусок этой резины.
- Это отвратительно, - говорю я с полным ртом. - Что мы вообще здесь делаем?
- Подожди, смотри на ворота. Автобус только что прибыл.
Почти каждый в этом большом открытом пространстве либо спит, либо сидит на
корточках. В воздухе пахнет хот-догами, сухим спиртом, безвкусным лимонадом и попкорном.
Каждому здесь необходимо сменить одежду и принять ванну после недельной поездке на
автобусе, либо из-за бездомного образа жизни. Трудно конкретизировать разницу между ними.
Могу сказать, что это ужасно напрягает и это заставляет меня радоваться тому, что я уехала из
Детройда и из Среднего запада в целом.
- Они подъезжают. Ты только посмотри на это!
Он взбудоражен. Это жалкое зрелище. Думаю, мне необходимо выпить.
- Автобус из Лос-Анжелеса. Может быть, ты увидишь кого-нибудь из знакомых.
- Уфф. Да уж. У меня есть одна подруга, и я точно знаю, где она. Она в офисе,
пытается прикрыть меня, как мы и договорились. - Но думаю, несовершеннолетние
преступники часто путешествуют на автобусе. И я знаю несколько таких, знаю их именно по
поездке в автобусе.
Пассажиры начинают выходить, и я моментально понимаю, о чем он говорил. Они
взволнованы тем, что наконец-то приехали. Вы можете почувствовать это в воздухе. Одну
измотанную молодую мать, тепло встречают ее родители, пока их внуки прыгают от восторга, по пути толкая друг друга, претендуя первыми оказаться в объятиях. Мать выглядит так, словно прошла через многое, и я вижу на ее лице облегчение.
Следующий, это полный мужчина, который пользуется тростью и, шатаясь, спускается
по лестнице прямо в объятия другого молодого человека, которым может быть только его сын.
Они как две крайности одного и того же человека. Отец - толстый и лысый, а сын тощий и
волосатый, но их лица похожи как две капли воды. Они обнимаются, затем отступают и
смотрят друг на друга, и снова спешат обняться. Лица обоих становятся красными.
- Я все поняла. Это потрясающе. Но теперь я чувствую, что нам нужно повторить
нашу встречу в аэропорту. У нас все прошло слишком скучно.
- Правда? Это так депрессивно, а затем внезапно становится прекрасным. Подожди,
пока не увидишь, как они уезжают.
Я понимаю своего брата. Действительно понимаю. И возможно я единственный
человек на планете, кто понимает его. Но мне снова грустно. Грустно, что он делает это в
одиночестве, словно ему необходимо подпитываться эмоциями других людей.
Водитель автобуса меняет вывеску и она загорается на внутреннем экране. Следующие
в Чикаго и Филадельфию уже заняли свои места и наконец-то началась посадка следующих в
Нью-Йорк. У выхода затишье, так что автобус должно быть практически пуст. Но затем я
вижу тень кого-то выходящего через основные двери автобуса, и выносящего слишком много
вещей. Он спускается по ступенькам с большим разрисованным рюкзаком и гитарой. Он одет
во все черное и смотрит вниз, но когда он поднимает голову, я вижу что это Мози Круз.
- Вот дерьмо, - говорю я, поворачиваясь на стуле, мое лицо в нескольких дюймах от
стены. Я хватаю свой кофе и делаю большой глоток, его мерзкий вкус разливается во мне. Мое
горло горит, и я кашляю, как сумасшедшая женщина и одновременно у меня слезятся глаза.
Я разворачиваюсь обратно и украдкой смотрю на него. В самолете я сняла контактные
линзы. А мои очки в чемодане. Но я могу почувствовать этого парня лучше, чем увидеть.
- Это. Черт возьми. Невозможно!
- Даже когда они приезжают одни, они все равно рады покинуть автобус. - говорит
Лекс, неправильно истолковав мой комментарий.
- Да нет. Я знаю того парня! - говорю я хлопая его по руке. Не упоминая о том, что я
запала на него.
- Вау, правда? Это так круто! Иди и веди себя так, словно рада его видеть, похоже, он
приехал один.
