Кобра

— Что-то не так. Может, ты тоже попробуешь?

Он обычно лгал, что ему все нравится. Но такая ложь не считается. Это ложь во спасение.

Большая ложь, о которой он не говорил, которой ни с кем не мог поделиться и которая делалась все более невыносимой и все сильнее давила на него, пока он ехал к Алексе по темному, тихому шоссе, касалась секса.

Он громко выругался. Жизнь не дает ему передышек!

Если пить, как пил он, семь дней в неделю, о сексе вообще забываешь. Когда на него иногда накатывало, его пропитанный спиртным организм все равно не слушался.

Потом он бросил пить, и тогда проявились последствия. Самая большая проблема — желание исцелиться с помощью бутылки. Вместе с желанием выпить возвращалось и либидо. И это в таком возрасте, когда позади уже много лет, а красавицы не выстраиваются в очередь, желая тебе угодить.

И вот что самое странное. Полгода назад он был по уши влюблен в Алексу и испытывал огромное желание заняться с ней любовью, долго и как полагается. Он восхищался ее чувственными, красивыми губами, щедрыми и мягкими. Ему нравилась ее пышная грудь. Он тогда, как Купидон, мог часами описывать понравившийся ему бюст.

Кроме того, у Алексы был ее неповторимый голос, и ее осанка, и проницательный взгляд. Она как будто видела его насквозь, читала его мысли, но не проникалась к нему отвращением. Его с самого начала влекло к ней — еще с давних пор, когда она только начала выступать на сцене, а Бенни был одним из толпы безымянных фанатов, который любовался красивой певицей по телевизору и лелеял нескромные мечты. Он с ума по ней сходил.

Они впервые занялись любовью полгода назад, после полной неразберихи, какой окончилось дело Слут,[10] и Бенни Гриссел решил, что сбылись все его мечты. Как же она умела целоваться и как в ее теле в нужной пропорции сочетались твердость и мягкость, несмотря на то что она была старше его на несколько лет! Алекса оказалась так податлива и так отзывчива, так ласкала его… Была такой жадной и такой непосредственной! Она не скрывала, что ей хорошо. «О да, Бенни, да, как хорошо… Еще, еще, еще!» — кричала она своим бархатным голосом. Было и другое, чем не делишься с другими, но что тем не менее тебя волнует.

Потом он, бывало, лежал с ней рядом, измученный, весь в испарине, влюбленный, потерянный и такой счастливый за себя и за нее — и за них вместе. Он думал: наконец-то жизнь подарила ему что-то хорошее. Настоящую красавицу, поистине женщину его мечты.

Дальше все становилось только лучше.

Несмотря на то что она была полностью загружена, а его работа отличалась непредсказуемостью, они успевали заняться любовью по крайней мере раз в неделю — а иногда и два раза, что было божественно. Они наслаждались друг другом на огромной двуспальной кровати. Пару раз набросились друг на друга в гостиной, а один раз в душе, мокрые, намыленные. Они больше узнавали о вкусах и пристрастиях друг друга, все больше расслаблялись, и Гриссел впервые неизвестно за сколько времени почувствовал себя счастливым.

А потом он переехал к ней.

— Бенни, как было бы хорошо, если бы я видела тебя чаще. Хотя бы по полчаса утром или вечером! — вот как Алекса сформулировала свое желание.

Он подумал: если все так замечательно, если он видит ее так редко, все будет только лучше, если он будет чаще видеть ее. Вполне логичный вывод. Вдобавок переезд привлекал его с практической точки зрения. Она жила одна в огромном доме. Он снимал тесную квартирку, набитую дешевой мебелью.

И они любили друг друга.

Поэтому он сдал свою квартиру, а мебель отвез назад в ломбард к Мохаммеду Фейсалу по прозвищу Губошлеп. На вырученную сумму Бенни повел Алексу в ее любимую «Бизерку», где он, капитан уголовного розыска, ел устриц, зная, что его постоянная борьба окончена и жить хорошо. В ту первую ночь после переезда они любили друг друга неистово, как подростки, и он понимал, что принял верное решение.

На вторую ночь, когда он лег в постель, Алекса сунула ладонь ему в пижамные штаны, поглаживала, дразнила и целовала его, и у него снова все получилось.

На третью ночь было то же самое. Его солдат стоял по стойке «смирно», и, хотя его готовность нельзя было назвать готовностью номер один, он все же старался.

На четвертую ночь он понял, что попал в беду.

В двадцать с чем-то, когда они с бывшей женой Анной были молодыми, полными страсти молодоженами, он мог заниматься любовью по два-три раза на дню.

Но то было давно. Четверть века и тысячу литров «Джека Дэниелса» назад. Теперь все совсем по-другому.

Что же делать? Он не мог сказать Алексе: «Не надо, мне уже хватит». Особенно когда она смотрела на него своими глазами, полными любви, сострадания и желания, когда последние полгода они занимались любовью с таким самозабвением. К тому же она дарила ему дорогую одежду, купила айфон и обращалась как с настоящим героем.

Он не мог пойти к врачу и попросить рецепт на виагру. Его сексуальная жизнь никого не касается, ему не хватало храбрости, и потом, такие таблетки все равно нельзя принимать каждый день. Ему не хотелось впадать в очередную зависимость и целыми днями пребывать в полной боевой готовности.

Оставалось одно: ночевать на работе. Чтобы пробудить в себе хоть какое-то желание.

Вот почему по утрам он так плохо выглядел и вот почему лгал всем и каждому. Глядя на него, командир и коллеги думали, что он снова запил.

Гриссел знал, что больше так продолжаться не может.

Но что делать?

Он облажался. Облажался по-крупному.

Она встретила его в дверях, поцеловала, прижалась к нему всем телом, повела на кухню «поесть лазаньи, правда, она вышла не совсем такой, как я хотела, Бенни, но ты, наверное, ужасно голодный». Она сидела за столом напротив. Бенни заставлял себя есть ее стряпню и лгал, что лазанья вышла вкусной. Алекса спросила, как у него прошел день. Он рассказал ей обо всем, кроме Эдера. Она слушала его внимательно и участливо. Потом она сказала:

— Ты великий сыщик. Ты их поймаешь!

Он тоже спросил, как у нее прошел день. Она рассказала о переговорах, записях, о том, как трудно пробить рекламу и эфирное время для ее музыкантов.

— Рынок сейчас переполнен…

После ужина они пошли в спальню.

Гриссел почистил зубы, надел новую пижаму. Алекса снимала макияж перед зеркалом и разговаривала. Предупредила его, что набила холодильник, чтобы он не голодал на то время, что ее не будет — завтра она улетает в Йоханнесбург. Она сказала, что будет скучать по нему. Он должен беречь себя. И пусть звонит, когда сможет, у нее куча деловых встреч и одно выступление в казино «Карнавал-Сити», но в четверг она вернется.

Гриссел мысленно произвел подсчеты. Две ночи на восстановление… на перезарядку, так сказать.

Она разделась, нанесла ночной крем… Надела ночную рубашку, выключила свет. Легла рядом с ним, прижалась к нему, прильнула губами к его шее:

— Я люблю тебя, Бенни.

— И я тебя люблю.

Ее рука скользнула ниже, под резинку трусов.

— Где этот мошенник? — игриво спросила она.

Его разбудил звонок мобильника. Он увидел на экране служебный номер УРОВП. Посмотрел на часы — 02:12. Чтобы не будить Алексу, он вышел в коридор. Без пижамы было холодно, но пижама осталась где-то под одеялом.

— Гриссел, — сказал он.

— Бенни, это Филип. Извини, что разбудил…

— Ничего страшного. — Он постарался ответить не очень сонным голосом.

— Я подумал, что тебе нужно знать: нам только что позвонил старший суперинтендент Жан-Люк Бонфис из Интерпола в Лионе. Насчет змеи на гильзах…

Гриссел пошел в гостиную. Когда он выходил туда в прошлый раз, там работал обогреватель.

— Им что-нибудь известно?

— Вот именно — что-нибудь, лучше, пожалуй, не скажешь. Он получил наш запрос и в течение часа пришлет все, что у них есть, а пока сообщил следующее: убийство во Франсхуке — уже шестнадцатое, в котором фигурируют гильзы со змеей…