Почему так поведлось — всем замужним бабам запрещалось выходить за порог, коль без платка. Волос — бог любовной силы, он правит страстями. Любая скрутила бы чужого мужика в бараний рог, коли дала б ему знать таким образом о желании, призвав этого владыку.
Ольга что-то горячо и страстно шептала, но Свенельд не разбирал слов. Единственное око старого воина уже холодно и отрешенно разглядывало жертву. Наконец, девушка занесла нож над головой. и…
— Я не могу, Свенельд! Не могу! Он живой, он смотрит на меня! Я…
— Живо в седло, трусиха! Я сейчас, — оборвал старик Ольгу, принимая у нее оружие.
Рука его много раз за долгую, полную приключений и опасностей жизнь разила быстро и умело, вот только ныне чуть не дрогнула. Он обернулся. Девушка с испугом взирала на страшного одноглазого воина, застывшего пред жертвенным камнем.
— Помоги нам боги! — молвил древний воин и одним движением перерезал горло трепыхавшемуся малышу.
Черная дымящаяся жижа полилась по камню, стекая на землю. Холодная твердь потрескивала. Еще мгновение — Свенельд был в седле.
Ольга, размахнувшись, бросила клубок на мокрую от крови траву. Тот вспыхнул и засветился волшебным лунным светом, а потом, вдруг, подлетел на месте, завертелся, разматывая нить и… И покатился, перепрыгивая через кочки и обегая кусты, словно живой.
— По сторонам не оглядывайся! Пропадешь! — услышала она чей-то голос.
Но Ольга и не подумала бы этого сделать — гнедой уверенно нес ее над нивами, и колдовская путеводная нить горела у скакуна под копытами. Порою девушке чудилось, что впереди, на огромном призрачном скакуне, скачет кто-то Третий, но проверить это никто бы не сумел. Как не смог бы ни один самый быстрый на Свете конь угнаться за черным призрачным всадником — ночь кругом.
— Глупости! Кому тут еще быть! — успокаивала она себя, — А что звук такой — так ведь на вороного и гнедого восемь ног приходится.
Свенельд не отставал от Ольги, благо, след был хорошо различим, но пару раз он не удержался, и обернулся на проносившиеся мимо тени.
— Великая Мать!
Стук копыт заглушил возглас, у него возникло неясное предчувствие… Да нет! Он был уверен, что кони скачут совсем не по земле, а будто бы под ними дерево. Корень исполинского древа, каких на свете просто не сыскать! Словно подтверждая эту догадку, вороной оступился, заскользил… Но корень, хвала Садовнику, оказался столь широк, что Свенельд удержал скакуна в каких-то аршинах от бездны, в которой мерцали звезды.
Клубок катится да катится, нить его тянется да тянется. Всадники следом спешат, поторапливаются…
Долго ли, коротко ли поспевали они — никому не ведомо. Стал клубочек совсем-совсем маленьким, точно яичко перепела, не видать его, да и нитка тускнет стала. А может, просто, рассвело? След вывел людей к развалинам какого-то гигантского строения, впрочем, от него и остались-то, разве громадные врата, сквозь которые куда-то вверх вела мраморная лестница.
У самого входа в таинственное святилище путники заметили женщину, и она приветливо улыбалась смертным. Свенельд вздрогнул. Он ведал, где ныне очутился. Теперь он знал, кому принадлежал волшебный клубочек и что это за Иггдрасиль,[47] с которого он чуть не сорвался давеча в звездную пропасть. Еще бы ему этого не понять, всаднику Свентовита, прошедшему все ступени посвящения.
— Приветствуем тебя, Великая Мать Судеб! — воскликнул Свенельд, преклонив колено. — Славьтесь вовек, мудрые девы рока! Не гневайтесь на нас, что нарушили ваш покой. Вышло то без злого умысла.
Волшебница, снова улыбнулась, и Ольга, не замедлившая последовать примеру седовласого воина, заметила в руке ее что-то блестящее и продолговатое. Когда она вновь подняла глаза, то вмиг осознала, с кем имеет дело.
Это было веретено, и на нем, так по крайней мере людям казалось, блестела та самая путеводная нить, что ввела смертных в обитель Великих богинь. Молодая, высокая, светлоокая, в пурпурных одеяниях, плавностью и легкостью движений Пряха напоминала Хранителя.
— Здравствуй, дочь гордых вятичей! Здравствуй и ты, Свенельд-воин. Видать, признали меня. Я — Доля ваша!
К людям приблизились три, не менее обворожительные, чем сама Ольга, девушки в тонких зеленых одеждах. Были дивы столь соблазнительны, что даже старый Свенельд с трудом удержался от искушения — ущипнуть одну из них, но он оробел пред богиней. Лицом, цветом глаз, статью они были похожи одна на другую, точно капли воды из Источника Судеб, а может, Свенельду только показалось. Жрицы вынесли три серебряных кубка, где шипел и пенился чудесный напиток, а также совсем непостижимые для привыкшего к грубой пище воина кушанья.
— Пей, дочь моя! В нем вся сила Земли! — молвила Пряха.
Она взяла у служительницы кубок и протянула Ольге:
— Здесь вам ничто и никто не посмеет угрожать. Ведаю, привела вас нужда великая. Рады мы помочь всякому, кто попал в беду, только помощь эта не всегда обернется благом.
Девушка, доверчиво принимая напиток, нечаянно коснулась руки богини. Кожа была обжигающе горяча. Живительное, чудодейственное тепло разлилось по телу, заглядывая в каждый уголок, в каждую клеточку израненной Навью души.
Владычица и сама пригубила из чаши, взглядом приглашая подозрительного Свенельда последовать ее примеру. Он так и сделал. И чудо! Кости перестали ныть, затекшая спина распрямилась, словом, всю усталость как рукой сняло.
— Оставьте скакунов тут. О них позаботятся.
