— Добродей!!!
В сильном, удивительно красивом голосе Вяча слышалось отчаянье ильменских чаек.
— Сынок!!!
Пленник дернулся, попытался вскочить на ноги. Ответить отцу все равно не сможет, но хотя бы взглянуть напоследок. Новый удар отшвырнул к мачте, неудачно развернувшись в полете, Добря впечатался плечом и взвыл.
— Сиди тихо, — прошипело над головой.
— Эй! Там лодка! — крикнул кормчий.
— Отойдет! — прорычал купец. — Ох уж эти рыбаки…
— Нет, ты не понял! Она идет наперерез!
И купец, и гребцы грохнули. Даже Добродей понял — лодья против лодки, что волк против новорожденного щенка, сомнет и не заметит. Но кормчий почему-то беспокоился…
— Да ты чего? — сквозь смех простонал купец.
— Одноглазый! Лодкой правит одноглазый!
— И чего?
— Да ничего! — В голосе кормчего зазвучал ужас. — Про него от самой Алоди молва идет!
Хохот оборвался резко, будто кто-то перерезал звонкую струну. Плеск за бортом стих, весла зависли в воздухе.
— Какая ещё молва?
— Дурная, — будто из могилы, отозвался кормчий. — Он не просто колдун… Самому навьему владыке служит…
— А… а от нас что нужно? — дрогнув, спросил купец.
Добродей кожей почувствовал десятки взглядов, по спине побежал мороз. Пленник задрал голову, пытаясь взглянуть в лицо кормчему, и даже издалека понял — этот взгляд не сулит ничего хорошего.
— Видать, мы забрали его добычу…
Голос купца сделался подозрительным:
— Уверен?
Кормчий кивнул, ткнул пальцем в Добродея:
— Мальчишку нужно отдать Одноглазому. Иначе тот подводному владыке пожалуется, и беды не миновать.
— Не слишком ли дорогая плата… — насторожился купец.
— Отдать… — процедил кормчий, белея от страха.
Тут же со всех сторон послышались одобрительные возгласы и ропот: дескать, скупость до добра не доводит, с подводным властелином спорить негоже.
— Развязать! — крикнул купец, нервно поправил смешную шапку.
Один из гребцов, бросив весло, метнулся к Добродею.
— Нет-нет! — откликнулся кормчий поспешно. — Так отдать нужно! Ежели утопнет — считай, самому владыке и вернули, ведь и князья не брезгуют принимать долги за своих людей. А главное, Одноглазого от погони отвлечем! Ой, не хотелось бы мне с ним нос к носу встречаться!
— И то верно, — сказал купец и скомандовал зычно: — За борт!
Добрю подхватили в тот же миг. Спотыкаясь и бранясь, корабельщик тащил пленника к краю. На помощь ему поспешил ещё один. Вместе взяли за руки и за ноги, раскачали и швырнули в реку.
Удар о воду был мягким, да и сама стихия приняла Добродея радостно, заключила в холодные объятья. Он забился, как пораненная рыба. Вода ударила в уши, захлестнула рот и потащила вниз. На грани сознания скользнула отчаянная мысль: «А может быть, и вправду… подводный владыка не прочь принять долг за своего подданного? Оттого и тащит вниз с такой силой…»
Острая боль пронзила голову, Добродея дернуло вверх. Он потянул руки к голове, смутно понимая — кто-то вцепился в волосы и вот-вот вырвет все, до последней волосинки. А вот как на запястьях железной хваткой сомкнулись ладони, уже не почувствовал, и молодецкий удар по спине, после которого вода единым потоком вырвалась из легких, — тоже.
Воздух глотал уже сам, каждый выдох сопровождался страшным, выворачивающим кашлем. Из носа, из глаз текло. Грудь разрывалась, а сердце колотилось о ребра с такой силой, что заглушало крики Лодочника. Еще отчего-то жгло щеки…
Когда железные руки отпустили, Добродей бессильно свалился на дно лодки, уперся ладонями в днище.
— Эх ты… — пробасило над ухом. — И как только умудрился на эту лодью забраться!
— Ба… батя жив?
— Батя твой поживее тебя будет! — ухмыльнулся Лодочник. — На берегу ждет.
