была метров пятьсот, не ниже… Но эвакуаторам и платят немалые деньги за риск. Кроме того, на окраине Зоны аномальная активность пожиже. Всегда так было.
Минут двадцать мы волокли тело девушки в обход оврага с аномалиями. Потом еще минут двадцать ждали вертолета. Я уже понял: ЦАЯ – это такая организация, где «согласование вопросов» лишено резвости.
В вертолете был врач, бывалый человек, который не шарахался от парней, вышедших из Зоны, как от зачумленных. Он вывел Нину из бессознательного состояния через полминуты после того, как мы взлетели.
– Ой, как жжет мне руку! Что со мной было? – запричитала она. – Ой, у меня две здоровые шишки на голове! Тимофей Дмитриевич, а где Александр Евгеньевич. И остальные… тоже…
А потом принялась реветь.
Часть 3
Подсчет проигрыша
Глава 13
Между профессором и академиком
Я как будто окаменел.
Санобработка. Сдача оружия и снаряжения. Сдача коллекторской сумки и дурацких очков, через которые нечего теперь прочитать. Официальный устный отчет.
Мне вкололи стимулятор: «Не время спать, боец». – «Я тебе не боец, дядя».
Официальный письменный отчет, весьма подробный. Неофициальный отчет Михайлову – еще длиннее. Выдача премиальных за ходку. Голову бы мне ампутировать, а не деньги давать.
А потом неожиданные слова Михайлова:
– Заснуть вы еще часа три в принципе не сможете. Поешьте, столовка тут круглосуточная. И не позволяйте себе напиваться. Ни-ни. Есть разговор, который значительно важнее всех ваших сожалений. Через пару часов мы с Яковлевым к вам зайдем.
Я и не собирался напиваться. Или собирался. Или хотел спать. Или не хотел. Я потерял способность чувствовать. Меня словно положили на конвейер и двигали по нему из одного помещения в другое. Я говорил, набивал отчет на клавиатуре, ставил автомат в ячейку, слушал укоризны дежурного офицера, мол, чистить оружие всегда надо сегодня и никогда – завтра…
И мне было все равно.
Я потерял трех человек. Трех крепких мужиков. Кто там из них хорош на все сто, а кто похлипче – не суть дела. Могли бы жить долго, быть счастливыми и делать счастливыми других людей. Могли бы любить. Могли бы с друзьями на рыбалку ездить. Могли бы детей растить. У кого нет детей – так никогда не поздно их завести… Могли сделать что-нибудь важное и красивое, а могли просто смотреть футбол по телевизору и пить пиво. Теперь ничего не могут, всё, нет их. И могилки не осталось. Дрянь я, а не проводник. Выдрючивался, выдрючивался, встать-лечь, лечь-встать, стальной мэн! А в итоге трех человек положил.
Да и положил-то ни за хрен.
Упустил шанс, а нового больше никогда не представится.
Поражение. Всей группы, но прежде всего – мое личное. Мог я тогда гранату бросить? Мог! Наверное, мог. Тогда Толстый пристрелил бы призрака и ушел с бумагами из Зоны.
Нет, ребята, ничего я не мог. Мы явно проигрывали ситуацию. Чудо еще, что живы остались. Слабину я дал, когда Тощий погиб, а на «Юго-Западной» ничего нельзя было сделать.
А до нее – можно? Если бы мы вышли на «Проспекте Вернадского»? Если бы пошли поверху? Если бы возвращались по Ленинскому, а не по Вернадского? Если бы я не позволил группе задержаться, а сразу повел с «Юго-Западной» наверх? Они ведь тоже не всесильны. Они просчитали наиболее вероятный маршрут и вышли на нас, но не могли просчитать, например, нашу встречу с эмиоником. Да и на платформу прибыли не сразу, едва успели. Вероятно, экспедицию организовывали в спешке. Если бы мы перемещались быстрее, они бы нас в метро уже не застали…
Если бы… если бы… если бы…
Где я облажался? Выходило, по-крупному – нигде. Действовал оптимально. А в мелочах – и тут, и там. Коряво, невнимательно, небрежно работал. Было в советские времена хорошее точное слово: халатность. Вот я и…
Тут ко мне постучались Михайлов и Яковлев.
Входят. У одного в руках бутылка, у другого – те самые полураздавленные очки. Сдержанно улыбаются.
– Прежде чем вы начнете в два голоса объяснять мне, почему я не виноват в провале рейда, я вам сообщу самую важную информацию к размышлению. Со мной вышли из Зоны двое. Одна не должна больше ходить в Зону никогда, какая бы нехватка в кадрах у вас тут ни свирепствовала. Второй достоин награждения, повышения, дополнительных выплат, чего угодно он достоин. Если б не он, я бы тут с вами не сидел, а уже холодел бы в московском
