сортиры, баньки. Дюжина деревьев, оставленных любителями «зеленого друга» с тех пор, когда тут расчищали участки от настоящего густого леса. Даже если Фил там буквально всё обвешал камерами, самый упертый наблюдатель не отличит спецназ от зеленки, пока оба взвода не посыпятся ему прямо под нос. Зато уйти оттуда можно в любом направлении, поскольку скрыться из виду там пара пустяков… Правда, они не рассчитывают на такую многочисленность группы захвата. Наверное, не рассчитывают. Наверное…
И камеры им совсем не нужны. Если правду говорит Клещ, питомец темных сталкеров почует нас издалека безо всякой электроники.
– Клещ, на какой дистанции ты мог чувствовать своих… ну, своих братьев в старой Зоне?
Он ответил не сразу.
– Точно не скажу. Примерно… за пятьсот или семьсот метров. Семьсот – предел и только за пару-тройку часов до выброса. В такие моменты восприятие обостряется.
Толстый посмотрел на него, как добрый молодец на Кощея Бессмертного.
– Костя, – говорю. – Для нас это не опасно. Опасно болтать про такие вещи.
Он согласно моргнул мне и отвел взгляд. Допуски-то у него какие оформлены. Стоит уточнить… потом. И у водителя, кстати.
Михайлов говорит, не поворачивая головы:
– С допусками у всех нормально. За нарушение военной тайны им грозит пожизненное. Подписали добровольно. За рулем у нас целый капитан, притом не МВД.
Вот, зараза, как наловчился мысли мои читать!
– Ясно, – говорю. – Клещ, а на какой дистанции сверхсталкер почует тебя?
– Попробую погадать… У тебя, Тим, кофейку не найдется?
– Нет. Может, у спецназа в хозяйстве термосок имеется.
– О, дело. А то мне как раз кофейной гущи не хватало.
Ну молодец, Клещ! Нашел время для доброго незлобивого юмора. Самое оно сейчас поприкалываться вволю.
– Можешь по-нормальному сказать, из чего мне исходить? Хотя бы в самом грубом приближении.
– Его делали во всех смыслах более развитым, чем любой из нашей братии. Полтора раза. Может, два.
Почти полтора километра… Да хотя бы километр, разницы никакой! Мы у него на виду, он для нас – неизвестность. Трудно придумать диспозицию хуже такой вот.
Мы к нему так просто не подступимся. Но если разом перекрыть все направления, сверхсталкер ломанется наружу, и тогда-то мы попробуем его накрыть на прорыве. Значит, нужен ударный кулак, способный его остановить, когда… Стоп. Недостаточно информации.
– А нас, обычных людей?
– Я уже говорил, метров сто или двести у нас с той же поправкой для него.
Так-то лучше. Но…
Клещ прервал мои размышления:
– Тут всё просто. Как только он ощутит моё присутствие, обязательно среагирует. Двинется на меня, захочет взять меня. Он рванется на меня без разбору времени, места и обстоятельств, точно. Едва ли его даже поводырь удержит, впрочем… тут опять, проныра, сплошное гадание. А когда подойдет близко, почувствует и всех вас. Вот вы, радиоактивное мясо, смотри?те, все вместе не промахнитесь. Если его встретить стеной свинца, он, возможно, не от всего успеет увернуться.
Звучит обнадеживающе.
– Клещ, почему он среагирует на тебя? Именно на тебя.
– Захочет убить. Я убил его главного и первого отца – Варвара. Он знает. Я убил других его отцов. Всех, кроме последнего, кроме Фила. Он, опять же, знает. Я его враг номер один. И я сам иду к нему руки.
Я остановил машины километра за два до коттеджа Фила. Береженого Бог бережет.
Подошел к полицейскому чину и честно сказал:
– Операция боевая, будет много стрельбы, будут трупы. Вы уверены, что хотите всерьез туда сунуться? Если нет, лучше оставайтесь здесь. К чему вам жизнь класть, когда вы тут случайный человек?
Не понравилось ему словосочетание «случайный человек». Очами на меня грозно сверкнул. Ну да ладно, не велика беда – свирепые гляделки… Стою, жду.
Отвернулся от меня майор, принялся смотреть куда-то в сторону. Так и не ответил ничего.
Если кто не понял, ребята, это он показал тонкий подход к толстым обстоятельствам. Вроде, и достоинство сохранил, вроде, и чан под фуражкой от раскроя сберег. Мудрец, мать его.
Я созвал спецназовских офицеров, Михайлова, Клеща и Толстого. Для начала вызнал, кто в двух взводах – лучшие стрелки. Притом не на дальность, а в