— Мох кое-где вылез, топорище старое лежит, посохи наши боевые стоят, паутина под потолком, а на полу стрекоза дохлая.
— Хватит. Для тебя сегодня важен именно паук. В него воплотишься. А это посложнее будет, чем все, чем ты до этого занимался.
— Почему? Разве летать проще, чем паутину плести?
— Ох, учу я тебя, учу, а ты как был дурнем, так и остался! Сколько у паука ног?
— Шесть.
— Балда. Это у стрекозы и кузнечика шесть, а у паука восемь.
— Ну и что? Шесть, восемь — какая разница.
— Не понял еще. Ладно. А сколько у птицы ног и у зайца?
— У птицы две, у зайца четыре.
— Ну?! Нет, зря я на тебя время трачу! Сам посуди: до сих пор ты воплощался в тех животных, у которых четыре конечности. У человека их тоже четыре. И не столь важно, что у птицы две из них крылья, а заяц или волк бегают сразу на всех четырех лапах. А у паука их восемь. Да еще и глаза у насекомых по-другому устроены. А еще для насекомых, как существ маленьких, время течет гораздо быстрее. Поэтому все ощущения для твоего разума будут более непривычными. Так что на этот раз я за тобой присмотрю, а то, не дай Бог, еще умом повредишься. Хотя и не велик он у тебя, а все ж неприятность. А еще может в теле течение силы нарушиться. Ладно, понаблюдай за пауком и обратно в горницу приходи.
Понаблюдав за пауком и даже потыкав в паутину щепочкой, чтобы посмотреть, как паук движется, Дмитрий вернулся в горницу и, выпив очередное снадобье Мирослава, погрузился в мир совершенно иного, чуждого человеку существа. Паучье зрение и впрямь было совсем иным, словно весь мир разбился на кусочки, а потом его склеили заново. И все движения вокруг казались очень медленными. Да и то, как надо шевелить сразу восемью лапками, было осознать крайне тяжело. Разум бунтовал, никак не желая впитывать эти странные чувства, и, не выдержав долго подобного напряжения, отключился.
В себя Дмитрий пришел от прикосновения к губам края деревянной чаши. Рядом с ним сидел Мирослав и, придерживая его голову, поил каким-то отваром. Наконец в голове у Дмитрия прояснилось. Мирослав убрал чашу. Дмитрий сел, попробовал встать. И едва не упал, запутавшись в собственных ногах. Но устоял и спустя минуту уже был в норме.
— Ну что, понял теперь, каково оно — пауком-то быть?
— Да уж, заблудиться можно в этих ногах и глазах. Действительно чуть умом не тронулся.
— Ладно, лиха беда начало. Просто на это времени уйдет поболе. Зато когда освоишься да научишься управлять сразу восемью ногами, то руками и ногами сможешь такое делать, о чем раньше и подумать не мог. А то, что уже умеешь, сможешь делать почти в два раза быстрее! Да и само время станешь чувствовать иначе. А вообще ты молодец, быстро в себя пришел. Многих дня по два корежит. Значит, и следующий урок выдюжишь.
— Что, есть что-то похуже, чем пауком быть?
— А ты подумай сам… Суть та же — чем сильнее существо от тебя отличается, тем тяжелее тебе пропустить через свои разум и тело ощущения и потоки внутренней силы, присущие этому существу. Ну что, догадался?
— Ну-у, наверное, змеи и рыбы…
— Точно! Рыбы еще и живут в воде, а там вообще все иначе. Ну да до этого еще далеко. Ты еще насекомых месяц-полтора будешь постигать. Ведь тебе еще и соответствующие им боевые наборы движений придется учить. Так что если за месяц управишься с насекомыми, то это хорошо.
Дмитрий стоял во дворе на выпавшем этой ночью первом снегу, зажав в каждой руке по кнуту. Втянув носом холодный воздух, он развел руки и, резко наклонив туловище вперед, прыгнул. Кнуты со свистом рассекли воздух и оглушительно щелкнули по двум из восьми расставленных во дворе деревянных столбов, которые Дмитрий лично рубил из ствола старой высохшей сосны. Вот уже неделя, как столбы стояли во дворе Мирослава и Дмитрий лупил их кнутами, рубил мечами и бил ногами, закрепляя в бойцовских навыках ощущения, полученные им от пребывания в теле разных насекомых. Даже тараканом, тьфу, довелось побывать.
Во двор вышел хозяин и, подойдя к вошедшему в раж Дмитрию, неуловимым движением руки перехватил летевший ему прямо в лицо кнут. Дернув его при этом так, что Дмитрий, чтобы не упасть, вынужден был рвануть тело следом. Распластавшись в полете, он оттолкнулся второй рукой от земли и, извернувшись, встал на ноги. Глаза его постепенно приобрели обычное выражение.
— Молодец, — скупо похвалил Мирослав. — Только не позволяй своей внутренней сути оказаться полностью поглощенной той древней насекомой сущностью, которая живет в части твоего глубинного разума. А то можешь и не вернуться. Так и останешься человеком с поведением и восприятием насекомого.
— Не-а… Я этих тварей, живущих в каждом из нас, чем больше постигаю, тем лучше умею держать в узде.
— Ну, дай-то Бог! Думаю, однако, что пришло время получить новый урок. Помнишь, ты сам про змей и рыб догадался. У них вообще ног нет. Так что придется тебе теперь их видению мира учиться.
— А где мы зимой змею-то найдем? Да и рыбу из-подо льда еще выловить надобно, чтобы на нее посмотреть.
