Помолчали.
— А давайте, Прокоп Андреевич за ваше здоровье выпьем, — предложил Фил, разливая коньяк.
— На хрен кому мое здоровье сдалось, — не спрашивая, утверждая, грустно произнес пастух, но стакан взял.
Чокнулись, выпили. Фил отметил, что пятидесятичетырехлетнего «старца» слегка потягивает в сон, и решил, пока не поздно, перейти к главной теме:
— Так вы заходили в Дверь, Прокоп Андреевич?
Пастух кивнул.
— Расскажите?
Старик бросил на уфолога испытующий взгляд, изрядно затуманенный алкоголем:
— А нечего рассказывать. Нет там ничё интересного.
— И все-таки…
Прокоп Андреевич снова посмотрел на Фила, махнул рукой:
— Давай-ка парень, налей еще. Да побольше. А то наливаешь как ребенкам. Как звать-то тебя?
— Филиппом.
— Филипп, — повторил пастух. — Филька значится. — (Фил не обиделся на «Фильку», «Филька» ничуть не обиднее, чем «Фил») — Давай Филька, жахнем по-взрослому.
Чокаться Прокоп Андреевич не стал. Выпил полстакана и, зажевав кусочком галеты, приступил к рассказу.
— Когда к Двери этой самой подходишь, страшно сперва. Постоишь малость, отпускает. Наоборот — даже тянет туда, внутрь. Не так, чтобы с большим хотением, а через силу что ли. Я когда первый раз Дверь увидел, убежать сразу возжелал, сгинуть, куда глаза глядят. И убежал. Но недалеко, даже до края поля не дошел. Вернулся. Постоял, постоял… Не решился все же. Ушел. Не хотел уходить, но ушел. На следующий вечер снова к Двери приперся. Тоже, как-то не по себе было. А потом вдруг как потянуло! Боюсь, но иду, а сам думаю — врезать бы сейчас стакан водяры, не так страшно помирать будет. И впрямь думал — на смерть иду. Подхожу к ней, окаянной, — открыта дверь, но не видно ничё — туман белесый. Решился и шагнул внутрь. Не решался даже, нога сама ступила.
Прокоп Андреевич сухо сглотнул, его рука потянулась к стакану. Фил налил немного, пастух выпил.
— И что вы там увидели?
— Стол стоит, накрытый белой скатертью. Посередь стола — бутылка водки и стакан. Я к столу. Подумал еще — отрава, но взял да выпил. Дурень старый! Водку увидел и забыл обо всем. Себя забыл… — Прокоп Андреевич немного помолчал. — …Как выпил, отлегло. Совсем не страшно ничё. Огляделся — в белой палате я. Все бело. Стены белые — до потолка. И потолок белый, а напротив входа стены нету, там туман. Но он вдруг рассеиваться стал, туман этот. Я думал сейчас болота увижу, а там — поля заливные. Должно быть болото, а там поля. А на полях мое стадо пасется. Я кинулся туда, да только лоб расшиб. Стою и как через стекло на коровок смотрю. Они мукают, тоже на меня смотрят. Буренку узнал, Зорьку, Чернушку. Все мои коровки. Бычара Борька тут же. При них, при коровках. Овечки. Жеребец мой вороной, Абрек… Смотрят на меня, зовут. Мычат, ржут, блеют. Соскучились по мне видать, родненькие мои… А я не могу к ним. — Прокоп Андреевич опять замолчал.
— И что дальше было? — Фил и верил и не верил старику. Не верил, потому что пастух был уже изрядно пьян и мог просто-напросто сочинять сказку. Но в эту сказку хотелось верить. «А может, и я уже пьян», — подумал уфолог.
— Ничё хорошего. Стекло мутнеть начало и в туман превратилось. Только через этот туман дороги не было. И коровок моих не видать и не слыхать стало. Я взял со стола недопитую бутылку и домой пошел. Допил ее дома и проплакал всю ночь, стадо свое вспоминал. Следующий вечер снова пошел. Только коровок своих даже не увидел. Белая комната, посередь комнаты — стол с белой скатертью, посередь стола — бутылка. Больше ничё… Каждый вечер в Дверь эту захожу, водку забираю и домой шлепаю… Я так думаю, если бы я водку ту не выпил, смог бы дальше пройти. Может новую жизнь бы начал. Не пустили меня в новую жизнь!
— Кто не пустил? — глупо спросил Фил.
Прокоп Андреевич поднял на уфолога пьяные глаза и ответил. Нет, не ответил, спросил:
— Бог? — и утвердительно: — Бог, кто же еще? Просрал я, Филька… — Прокоп Андреевич всхлипнул, — просрал я свое счастье. Жизнь свою просрал с этой водкой проклятущей! Вот чё. Если бы сразу дальше пошел… Если бы…
Он еще что-то бормотал, но совсем невнятно.
Вскоре старик уснул и Фил отнес его на кровать. Выходя из дома пастуха, он рассмотрел армию бутылок. Все они были из-под «Московской». Если рассказ Прокопа Андреевича не пьяный бред, то ходит он к Двери уже давно и регулярно. Один вечер — одна бутылка.
Лежа на свалявшемся комковатом матрасе в маленькой комнатке, отгороженной от горницы цветастой занавеской, Фил размышлял.
Годы… Если верить пастуху, Татьяне Никифоровне, хозяйке, пятьдесят с небольшим.
