целоваться, с готовностью снимать исподнее и непристойно раздвигать ноги, оставаясь при этом холодными пальмовыми бревнами. И говорить с ними совершенно не о чем. Встретились, сделали всё по-быстрому — и разбежались в разные стороны, чтобы уже больше никогда не встречаться.
Свидания с Мартой заражали Фиделя энергией на несколько дней вперед. Он чувствовал себя готовым на любые подвиги. Ему казалось, что он может своротить горы… Однажды Фидель бросил гранату в машину с немецкими солдатами — прямо на людной улице, посреди бела дня, и сумел уйти от погони, затерявшись в развалинах Старой Гаваны. В другой раз, прогуливаясь по Центральному парку, Фидель столкнулся с белобрысым немецким солдатиком, совсем еще мальчишкой, который на ломаном испанском попросил у него прикурить. При этом он заискивающе улыбался, словно чувствовал себя виноватым, что явился на кубинскую землю незваным гостем. Фидель дал «прикурить» — разбил ребром ладони кадык. Это было спонтанное решение, в котором не был задействован разум, скорее импульс, но Фидель ни разу не пожалел о содеянном. Парнишка был немцем, а значит — врагом. А врагов нужно уничтожать любыми способами.
Фидель не знал, любил ли он Марту. Скорее всего, любил. Иначе как объяснить, что ему ничего не хотелось делать, когда долго ее не видел. Он мог целыми днями лежать на жестком топчане, разглядывая низкий потолок, забыв не только о еде и сне, но и о том, что его родина стонет под пятой оккупантов. В такие моменты внешний мир переставал существовать для Фиделя. Он думал только об одном: скорее бы пришла Марта. А иногда, так и не дождавшись любимой, Фидель, словно сомнамбула, выбирался из своего убежища и, влекомый не подчиняющейся разуму силой, шел в Центральный парк, где договаривался с дежурившими там путанами, и на несколько дней исчезал. Ему нравились такие многодневные загулы, однако после того, как приходил в себя и, ужаснувшись, убегал из притонов, оставив жрицам любви все наличные деньги, он чувствовал себя больным и разбитым. Чтобы восстановить силы, приходилось сутки пролежать без движения, без единой мысли, в прострации.
И только когда Марта приходила, Фидель возвращался к реальности, был снова готов жить и бороться.
Фидель знал, что он был не единственным мужчиной у Марты, и это порой сильно угнетало его.
Девушка работала в стриптиз-баре на Прадо. Танцевала для посетителей. Не только для немцев, но и для кубинцев, которые вынужденно смирились с их присутствием на острове, и жажда развлечений поборола прежние страхи перед захватчиками. Да и оккупационная комендатура всячески поощряла открытие увеселительных заведений.
Фидель догадывался, что Марта там не только танцевала.
— Ты спишь с другими мужчинами, — как-то упрекнул подругу Фидель, когда они лежали рядом после накрывшего их урагана страсти, касаясь друг друга горячими, потными телами и медленно приходя в себя.
Марта повернула к Фиделю смуглое лицо.
— Я люблю спать с мужчинами, — грудным голосом прошептала она на ухо Фиделю, обжигая его щеку горячим дыханием.
— Но ты спишь с гансанос[1], — хмуро произнес Фидель, чуть отстраняясь от Марты.
— А что делать? — грустно вздохнула Марта, доверчиво положив голову на покрытую жесткой растительностью грудь Фиделя. Легкие волны ее волос накрыли переносицу, и Фиделю страшно захотелось чихнуть. — Мне приходится спать с гансанос, — снова вздохнула она, но Фидель почувствовал томную наигранность в ее тихом, интимно звучавшем голосе. — Но из всех мужчин я предпочитаю кубинцев. А из всех кубинцев я отдаю предпочтение одному высокому парню с большими черными глазами…
Фидель ощутил на своем животе щекотное прикосновение ласковых пальчиков Марты. Она провела мягкими, как у котенка, подушечками по жесткой дорожке волос, которая начиналась у пупка, и уверенная ладошка Марты медленно поползла дальше, вниз…
— Мужчины болтливы, — говорила она, уже стоя в дверях. — Порою очень болтливы. Если их как следует завести, они после всего могут рассказать массу интересного… Учти это на будущее, мой Фиделито! — Марта нежно провела мягкой ладошкой по его небритой щеке.
Фидель грубо схватил девушку под острый локоток, больно сжал:
— Ты хочешь сказать, что спишь с гансанос ради свободы Кубы?
Марта незаметным движением освободила свой локоть из цепких пальцев Фиделя и спокойно произнесла, глядя ему прямо в глаза и улыбаясь ровными жемчугами зубов:
— Я же сказала тебе, люблю спать с мужчинами…
И пока Фидель соображал, что ответить, Марта обвила руками его шею и страстно прильнула к его губам — так путник, идущий через знойную пустыню приникает к студеной родниковой воде, что течет через одинокий оазис среди желтых песков.
Поцелуй, как всегда, был обжигающим, как лучи тропического солнца, и нежным, как легкий бриз, прилетевший с моря, и у Фиделя не нашлось никаких слов для достойного ответа.
Марта ушла от Фиделя в пятом часу утра, когда комендантский час еще не закончился, и был риск нарваться на немецкий патруль, но ей нужно было успеть навестить еще шестерых человек, о которых Фидель не знал ничего, даже их имен. Ему было известно только одно: эти люди также состоят в Молодежном сопротивлении имени Хосе Марти. Возможно, среди них были и мужчины, с которыми Марта спала, однако Фидель не посмел спрашивать об этом девушку. Захочет — когда-нибудь сама расскажет…
