Я все-таки ухмыльнулся.
А вообще, мои размышления о том, ставить ли мою сиделку в известность об истинном положении вещей, не имеют смысла. Мэри наверняка первой сунет нос в хранилище информации и прочтет всё, относящееся к сегодняшнему дню. Значит, от меня лишь требуется печатать до самой последней возможности, честно описывать происходящее.
– Тебе хорошо?
– Еще бы, – отвечаю я.
– Ну, вот и замечательно. А теперь к перелету следует приготовиться мне. Каюта у нас хоть и двухместная, но маленькая, и, значит, настала пора тебе отвернуться.
– А можно без этого? Клянусь…
– Нет.
С тихим, довольным смехом мое кресло развернули так, что я оказался лицом к стенке. Ничего особенного на ней не было. Несколько штуковин, ряд огоньков, очевидно, о чем-то сигнализирующих индикаторов, да тусклый сейчас, выключенный экран. Каково их назначение? Впрочем, тратить время, пытаясь это определить, нет желания. Гораздо приятнее прислушиваться к доносящимся из-за спины звукам и в очередной раз жалеть о том, что мое кресло не снабжено зеркальцем бокового вида. Сейчас оно могло очень пригодиться.
– Ты еще не совершал межпланетных перелетов?
– Нет.
– Значит, не знаешь, что нас ожидает?
– Этого следует бояться?
Она шуршит материей, кажется, что-то на себе застегивает и опять смеется. Смех ее так прост и естественен, словно мы не собрались лететь на другую планету, а просто решили выехать на пикник. Интересно, мог ли найтись среди леди и джентльменов времен моей молодости хоть кто-нибудь, способный принять всерьез предложение слетать на Марс?
– Всё учтено. Никаких опасностей.
– Просто прекрасно, – говорю я. – Мы скоро взлетим?
– Скоро. Учти, нетерпеливый старикан, еще не поздно передумать. Ты можешь прямо сейчас вернуться на свой остров, в тишину и покой, еще лет на сотню. Запросто.
– Столько мне не прожить, – говорю я.
– Почему? Ты самый старый человек Земли. Время над тобой не властно, все это знают.
– Я не выгляжу юным красавцем, я похож на сушеную грушу, древнюю и до невозможности сморщенную. Значит, мои годы со мной, все, до единого. Вот ум у меня остался таким, как раньше, но – и только.
– Выходит… Неужели ты получил долгую жизнь лишь благодаря везению? Отхватил у судьбы выигрышный лотерейный билет?
Теперь она стоит совершенно неподвижно. Как хищник, вдруг почуявший добычу. Ей явно кажется, что еще немного и моя тайна откроется. Тогда всем ее испытаниям настанет конец. Может быть, она, уходя, даже плюнет мне на лысину?
Честное слово, мне становится совестно за то, что я сначала заморочил голову бедной девочке сумасшедшими идеями, а теперь отнимаю у нее время. И конечно, ей надо тратить его не на такого, как я, старого греховодника, а общаться в свое удовольствие с молодыми людьми или создавать очередной роман. Кто знает, какого количества хороших книг я лишаю ее преданных читателей? Вот только… Может, она уже стала частью истории? Есть у них свойство – затаскивать в себя.
– Никакого везения, – говорю я. – Всё закономерно.
– И ты можешь назвать мне причины своего невероятного долголетия?
– Да запросто.
– Сейчас?
– Если у нас есть время. Моторы у штуковины, внутри которой мы находимся, вроде еще не завели?
Она снова смеется.
– Они работают беззвучно, и, значит, мы их ни в коем случае не услышим. А времени… да, у нас оно еще есть.
– Как мы узнаем, что взлетели?
– Просто. До того как это случится, в каюту закачают усыпляющий газ, мы уснем и очнемся уже только на Марсе.
– О!
Я и в самом деле удивлен.
– Неужели ты этого не знал?
– Нет, но теперь понимаю, почему говорят о том, что лететь надо всего лишь два дня. Видимо, считается только день старта и день приземления, а всё
