навсегда убивали стенающего внутреннего моралиста, коего я всё еще сберегал как памятную безделушку, связывающую сквозь время с уютным теплом родного дома.
Сейчас, стоя перед моей душечкой, моей звездой, моей Ло-Литой, я разрывался между беснующимся счастьем и встревоженным шепотом моих альтер- эго. Логик во мне напоминал, что я в сущности почти ничего не знаю о марсианах, их быт и нравы записаны людьми, а те не свободны от аберраций в восприятии; кто гарантирует, не сочтет ли истинная марселина мои поползновения смертельно оскорбительными, а меня – отвратительным пришельцем, покушающимся на хрустальную чистоту принятых здесь отношений. Циник во мне артистически делал вид, будто бы совершенно не понимает, какого черта я поперся за миллионы верст, просадил наследство, если всегда можно найти живые ножны поближе и помягче. Релактант во мне искренне недоумевал, зачем нужны все эти избыточные телодвижения, если они не приносят ничего, кроме страданий. Святоша во мне непрерывно брюзжал и, коверкая забористые латинские выражения, предрекал падение неба на землю и семь казней египетских, если я посмею ради звериного вожделения отринуть тех, из чьих чресл произрос. Господа присяжные заседатели, слушайте! Я должен был понять, что Ло-Лита уже оказалась чем-то совершенно отличным от той маленькой Марселины, которой я столь бесславно пытался овладеть на заре моей молодости. Я должен был знать (по знакам, которые мне подавало что-то внутри Ло-Литы), что у ожидаемого блаженства есть и вторая, изнаночная, сторона – скроенная из терзаний и ужаса. О, господа присяжные заседатели! Но мог ли я отступиться, когда вожделенная цель была в шаге от меня? И кто бы из вас отступился?
Ло-Лита провела узкой ладонью по своему молочно-белому лбу и сказала: «Эллио утара гео Талцетл». И все голоса во мне разом умолкли.
4
Мне не хватает слов, читатель, чтобы описать, какой я впервые увидел Ло-Литу. Еще работая с тарелкой Долорес, я вынашивал идею обучить мою далекую-близкую звезду методу побитной передачи изображения, чтобы получить ее портрет (пусть и схематический) и наслаждаться им в минуты уединения. Однако меня настолько захватывали наши разговоры сами по себе, что я так и не собрался воплотить свою необычную придумку в жизнь. И вот Ло-Лита стояла передо мной – живая и дышащая. Помогите же мне, музы, вырваться из темницы и вернуться в тот упоительный день!
Читатель, представь себе миниатюрную юную девушку с пушистым и словно невесомым нимбом светлых, почти белоснежных, волос (это будет просто – подобную девушку можно встретить и на тротуарах Берна, и на бульварах Парижа). Теперь попробуй совершить перестановку, заменив девушку аналогичным изваянием из белого мрамора – такая замена даст тебе возможность увидеть холодные точеные черты Ло-Литы и ее необычную кожу. Затем попытайся вообразить ее движения (замечу, что это самое сложное) – они быстры и отрывисты, в них нет вкрадчивой предварительности наших жестов, обозначающих будущие изменения облика, которые инстинктивно угадываются любым достаточно взрослым человеком. А еще представь себе огромные изумительные глаза – темно-карие зрачки с чистопородно золотым отливом. Едва завидев Ло-Литу, я понял: не надо быть выдающимся антропологом или святым отцом, чтобы сразу признать ее чужеродную сущность – обо всём сказала ее невозможная на Земле пластика истинной марселины, которая, я уверен, отпугнула бы многих, но только не мою извращенную душу. Я ощутил притяжение, меня влекло к Ло-Лите с незримой, но мощной силой – так Солнце увлекает к себе залетевшую из надмирных далей комету, обжигая ее ледяное ядро, чтобы на короткое время она воссияла ярче самых ярких светил, внушая безотчетную тревогу сердцам.
«Здравствуй и славься, Ло-Лита», – сказал я по-английски и удивился тому, каким низким в марсианском воздухе стал мой голос.
Она протянула правую руку (на безымянном пальце я заметил большое кольцо с темным камнем в оправе) и коснулась моего плеча, будто бы хотела убедиться, что перед ней не иллюзия. Иной поэт тут написал бы, что в этот момент все чувства фантастически обострились (и кровь трепеща потекла по жилам) – но на самом деле я испытывал лишь тихое умиротворение сродни тому, которое приходит после напряженного дня, когда добираешься наконец до свежей постели и накрываешься одеялом с головой, отрезая свой микрокосм от пульсирующей суеты.
«Ты прекрасен, сын Земли, – ответила Ло-Лита (она тоже перешла на английский). – Я люблю тебя».
Читатель, мы не могли дольше испытывать себя – это было бы за пределами и человеческого, и марсианского терпения. Мы взялись за руки и пошли с летного поля космопорта Hilda, как два существа, которые давно познали друг друга, были когда-то неразлучны, затем ненадолго расстались и волею благосклонной судьбы встретились вновь. Ло-Лита привела меня в местный и весьма непритязательный отель «Last Resort» (я догадался, что она загодя сняла здесь номер). Всё так же не размыкая рук, мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, вошли в бедную комнатку с одной огромной постелью (сразу вызывающей мысль о борделе), ключ повернулся в замке, и вот Ло-Лита уже в моих объятьях – о, моя трепещущая прелесть! Она почти сразу отстранилась и высвободилась, не дав мне хищно припасть к ее невинным устам темными мужскими челюстями.
«Ты никогда не был с дочерью Тумы?» – спросила Ло-Лита; она смотрела на меня снизу вверх (теперь близкая, близкая, близкая!) и на тонких блестящих губах ее играла одна из тех улыбок, которые позже много раз смущали меня: они придавали ее точеному холодному лицу неопределенный оттенок детскости, который совсем не ожидаешь увидеть в чертах величественной наследницы марсианских королей.
«Никогда», – ответил я с полной правдивостью.
Ло-Лита начала раздеваться. (Ох, я забыл рассказать, как она была одета – прочти же об этом здесь, мой дотошный друг.) В первую очередь она скинула свои унты, отороченные серебристым мехом неизвестного мне зверя. Под ними я увидел белые носочки и чуть не заплакал от нежности – ведь марсиане не пользуются носками (это я знал из этнографической литературы), и получалось, что моя Ло-Лита подумала о том, как сделать мне приятное, маленькой деталью напомнив о Земле. Потом она взялась за свое необычное платье – оно было сшито из цельного темно-красного куска материи, плотно
