столице. С Веллингтон у Андрея были связаны не самые приятные воспоминания, когда один из ее агентов едва не взорвал Большой театр вместе со многими важными лицами города. Голицын предпочел бы не видеть больше эту женщину, тем более, когда операция по нейтрализации агентурной сети Соединенного Королевства в Санкт-Петербурге шла полным ходом.
Едва он закончил телефонный разговор с Москвой, позвонил адъютант Вяземского.
– Борис Леонидович велели передать, что разрешение на сотрудничество с полицией получено.
«Отлично! – с облегчением вздохнул про себя Андрей. – Теперь – дело за малым…»
К вечеру того же дня Голицын уже знал, что темно-синий «Руссо-Балт» К12/20 официально принадлежит военно-морскому атташе Великобритании, господину Локхарту. Однако передан во временное использование некоему Феликсу Каннингему, тоже британскому подданному, представителю одной из крупнейших судостроительных компаний Королевства – «Ferguson Shipbuilders» в Глазго.
– Так вот ты кто, голубчик! – пробормотал довольный Андрей, делая пометку в своей записной книжке. – Интересно, а ты в курсе, что стало с твоим предшественником?..
Определить местонахождение Каннингема не составило труда, потому что все иностранцы обязаны были регистрироваться в полиции и сообщать адрес проживания, а также испрашивать разрешения на непредусмотренные предварительным протоколом перемещения по территории России.
Однако когда по указанному адресу явились для проверки два полицейских агента под видом работников санитарно-эпидемиологической службы, хозяйка небольшой частной гостиницы с презрением сообщила, что ее жилец уже неделю как не ночует дома.
– Наверняка связался с какой-нибудь вертихвосткой! – бросила она агентам, кокетливо поправляя кружевной чепец. – Господин Каннингем – мужчина видный, богатый, а наши-то лахудры на таких сразу стойку делают. Третьего дня вот тоже, объявилась одна, рыжая. Не иначе – полячка, а может, финских кровей…
– Почему вы так решили, Софья Степановна? – осторожно уточнил один из агентов.
– Так по-нашему она говорила хоть и бойко, но коряво. Ясно, что не русская. А туда же!..
– А вы, случайно, не знаете, как ее зовут?
– А вам это зачем? – Женщина подозрительно уставилась на обоих.
– Так ведь… иностранка же. А у нас – сигнал: опасность инфлюэнцы, аккурат из-за границы зараза пришла.
– О, господи!.. Нешто стерва меня заразила?!
– Ну, пока у нас только предположение… – поспешил заверить ее второй агент, укоризненно зыркнув на коллегу. – Вы уж, уважаемая Софья Степановна, коли кто из этих иностранцев объявится, телефонируйте нам в департамент, будьте любезны.
– Да уж, всенепременно сообщу! Можете не сомневаться! – твердо пообещала та.
Наконец настал день, которого Голицын ждал и опасался. Сегодня должно было состояться то самое заседание «друзей» в доме вдовы Пашутиной, и Андрей с утра беспокоился, хотя больше не за себя, а за вдовушку. «А ну как струхнет? Все-таки женщина…» – вертелось в голове капитана.
Основные силы группы Голицын еще с ночи распределил вокруг дома на Лифляндской. Пришлось снова обратиться за содействием к полиции, прикрыв операцию по захвату заявлениями об освобождении похищенного террористами англичанина из военно-морского представительства. Полицейские составили внешнее кольцо оцепления и должны были выдвинуться на исходные позиции только после сигнала Андрея.
Время близилось к полудню, а от вдовы по-прежнему не поступило никакого сообщения.
– Может, она убоялась? – в который раз спрашивал Тепляков у своего молчаливого напарника. Они сидели в том самом закутке, напротив дома Пашутиной, где Голицын схватился с боевиками Рейли, и усердно изображали из себя двух бродяжек, решивших потрапезничать и отдохнуть в тишине перед дальней дорогой. – Мы тут уже три часа сидим, скоро всем глаза намозолим. Поди, уже срисовали нас вражины?..
– Типун тебе! – озлился наконец напарник, прапорщик Белов. – Ложись давай, кемарить будем!..
Но едва они устроились на маленьком пригорке, совсем укрывшись в высоком разнотравье, как в доме на втором этаже приоткрылось окно и высунувшаяся из-за занавески рука с платком изобразила оговоренный условный знак – нарисовала в воздухе косой крест.
– Гляди! – подскочил Белов. – Не подкачала наша вдовушка!
– Вот и ладно. – Тепляков подобрался, от былой неуверенности не осталось и следа. – Беги на угол вон того дома, семафорь остальным!
Пока Белов отсутствовал, поручик открыл счет прибывавшим гостям. Сначала подъехали две – одна за другой – пролетки. Компании, сидевшие в них, всем своим видом демонстрировали праздность настроения, шумели, шутили и в таком задоре скрылись в гостеприимно распахнувшихся дверях пашутинского дома.
«Семь», – отметил в блокноте Тепляков. Чуть погодя примчался «Руссо-Балт» и высадил у крыльца еще троих.
Когда вернулся Белов, у поручика на страничке значилось: «8 м., 4 ж.».
– Слетаются, стервятники! – хищно потер ладони прапорщик.
Вдвоем они за полчаса сочли еще два десятка гостей.
