В нижнем ящике стола он нашарил хранившиеся там 20 фертингов золотом, какие имели хождение на Луне в дознайковские (до коммунистического вторжения, говоря официальным языком) времена. Эти монетки им с Незнайкой в своё время выдали на манер медалей — как «первым покорителям Луны».
Пончик задумчиво взвесил на ладони тяжёлый кругляш. Эх, Незнайка, Незнайка… На экране компьютера отходила вторая ступень.
Пора было просматривать эмэйлы. Здравствуй, Солнечный город.
Через минуту зазвонил телефон: «Господин Пончик, на связи Бандитик». Пончик задумчиво снял трубку.
— А, Япончик! Что, в натуре, стряслось в такую рань? — раздался радостный баритон Бандитика.
Бандитик испытывал к Пончику некоторую симпатию, — тот был одним из его немногих выживших клиентов. Само существование Пончика как бы оправдывало ремесло Бандитика: вот, хоть он и укокошил многих, но то были никчёмные коротышки, и жить им было незачем, а хорошие (как Пончик) остались и, напротив того, живы. Выходит, Бандитик был не преступником, а санитаром леса, необходимым для поддержания экологии Солнечного.
— Слышь, Бандитик, друга у меня сегодня утром убили, Незнайку, я с ним на Луну летал, может, слышал?
Бандитик про полёт Пончика на Луну знал смутно (эти знайковские дела официальный Солнечный не то чтоб осуждал, но старался не вспоминать).
— Что за беда, разберёмся. Незнайка, говоришь? — Бандитик вывел на экран сводку о преступлениях за сутки, точно такую, как у Шмыгля-оглы, только в отличие от полицейской сводки у Бандитика имелась ещё одна колонка: «Кто совершил».
Напротив имени «Незнайка» там стояло «залётные». Бандитик искренне обрадовался: за дело можно было браться, и даже не ради денег. И Пончику полезно помочь, да и самого эта самодеятельность уличная уже нервирует.
— Есть такой! Короче, Япончик?
— Триста.
Пончик, разумеется, имел в виду не триста старых галош, а цену вопроса — триста тысяч рублеедов наличными.
— Лады, порешаем. С концами?
— Угу.
Бандитик вызвал Утюга и Шныря, занимавшихся в его конторе практической частью таких дел. Это были замечательные и даже в своём роде талантливые личности.
Коротышка Утюг был очень крепкого сложения, внешне напоминал репку или даже две репки, насаженные друг на друга на манер снежной бабы. Он был очень весел и разговорчив и, как вы уже догадались, занимался «базаром».
Коротышка Шнырь, напротив, был мелок и худ, лицо имел источённое оспой, никогда не говорил ни слова и отвечал исключительно за физическое воздействие на подозреваемых.
Вместе они как бы составляли популярную пару «плохой следователь — хороший следователь», с современным, впрочем, уклоном.
— Короче, в натуре. Завалили ботаника, звать Незнайкой, лежит в Центральном морге, хорошие люди попросили, чтоб к вечеру с концами. На руки получите двести.
Бандитик показал соответствующую строчку (восемнадцатую с конца) на экране компьютера.
Утюг со Шнырём тут же сели в старый «Сантик», раскрашенный в неприметный «лунный жёлтый», и помчались в морг.
Там Утюг внимательно осмотрел тело. Профессиональный удар, двускатный нож «Акбар», такими любят пользоваться приезжие, смерть наступила около трёх часов назад. Кровь на груди чуть размазана, преступник что-то искал — либо нательное украшение, либо что-то во внутреннем кармане.
Дело прояснялось. Не теряя времени, друзья отправились на место преступления.
Коротышка Гентик работал дворником на Огуречной. Был он очень худ, страдал язвой, лицо имел огурчиком и придерживался при том крайне демократических убеждений.
При проклятом Знайке он работал инженером в никому не нужном НИИ, запоем читал журнал «Уголёк» и ходил на все антизнайковские демонстрации. После падения Знайки ненавистный НИИ закрыли, выделенную Знайковскими сатрапами квартиру отобрали бандиты, жена с детьми скрылась в неизвестном направлении, но Гентик не унывал, наоборот, он радовался тому, что не было проклятого Знайки и можно было свободно слушать «Эхо Солнечного». Как читатель уже понял, Гентик был очень глуп.
В дворницкую зашли двое коротышек.
— Ты, в натуре, дворник местный? Кто ботаника сегодня утром на аллейке завалил? — доброжелательно спросил первый.
— А я откуда…
Второй, не говоря худого слова, неуловимым движением ударил Гентика в голову.
Шнырь славился умением с одного удара расположить к себе человека. Бил он как-то особенно резко, так умели бить только выросшие в знайковских дворах, современной молодёжи было далеко до таких высот.
Гентик зашатался и встал на четвереньки. Сплёвывая сочащуюся изо рта кровь, начал торопливо докладывать:
— Из залётных какой-то… Волос чёрный, и башка такая — где едят — пошире, где думают, поуже — хе-хе… Как у ослика…
