— Умничка.
— Короче говоря, пиши… «Глава первая».
— Написал.
— Убей. Не глава, а миссия. Миссия один, локация один. Типа… «Знакомство с Онегиным». Нет, лучше «Онегин едет к дяде». Вяло как-то… Ну едет он — и что?
— Едет на почтовых! — вспомнил Чистилин.
Его бабушка работала учительницей чтения и письма в интернате для умственно отсталых, дома любила декламировать то, что осталось невостребованным на работе. Её стараниями кое-что пушкинское спрессовалось на дне захламленного трюма чистилинской памяти. Это нечто предстояло сейчас из трюма поднять. Капитану было не в пример легче — он держал перед глазами третий том сочинений поэта, изданный в 1957 году государственным издательством художественной литературы.
— Кстати, что такое эти почтовые, не знаешь? — неприязненно осведомился Капитан.
— Вроде как там у них были разные станции, где почтальонам меняли лошадей, и другим путешественникам тоже. Три часа чувачок едет на одних лошадях, потом доезжает до почтовой станции, там ему в карету запрягают других, отдохнувших. Так быстрее.
— Он что, в карете, получается, едет?
— Получается.
— Нафиг. Пиши. Онегин едет верхом на лошади. Белой. Поскольку кареты эти не смотрятся ни фига.
— Смотря как сделать. Если цугом двенадцать лошадей…
— Кем? — Капитана, как видно, смутило слово «цуг».
— Цугом. Это когда лошади парами, а пары — одна за другой. Вот французы во второй «Madame Bovary» такое заюзали — очень ничего, анимация движений толковая. Вообще богато смотрится.
— Нам бы их бюджет, у нас бы цугом даже комары летали…
После этих слов Капитана понесло жаловаться — вот выросли-де налоги, потребитель стал переборчивым и вялым, и кстати, со стороны правительства никакой поддержки, хотя геймдев это ведь тоже искусство, как торговля или, к примеру, спорт.
Капитан говорил так увлеченно, так страстно, будто в кресле перед ним сидел не Чистилин, который давно и прочно в курсе, а полудурошный с приплюснутым лицом корреспондент монгольского журнала «YurtaDigital», которому только наливай. Чистилина это, конечно, раздражало. Как и то, что Капитан решил экcпромтом «накидать» контуры будущего проекта, невзирая на обеденный перерыв. Ещё и настоял, чтобы Чистилин вел стенограмму, как какая-нибудь секретарша, вместо того чтобы просто включить диктофон.
— Опять отвлекаемся! — как будто очнувшись, воскликнул Капитан и вновь вперился в книгу. — Едет он, значит, на белом коне. Тем временем дается инфа. Вроде досье или что-то такое. Онегин Евгений… Кстати, ты отчества его не знаешь?
— Кого?
— Онегина.
— Да откуда? — цокая клавишами, спросил Чистилин.
— Тогда пусть будет пока Александрович, хе-хе. Онегин. Сын миллионера и… актрисы балета.
«…и артистки балета» — простучал Чистилин. Каждая минута общения с Капитаном улучшала его мнение о собственной образованности. Но ухудшала нечто вроде глобального настроения — которое меньше мироощущения, но больше настроения конкретного дня.
— Онегин по профессии экономист. А по призванию — пикапер, как учит нас дорогой Александр Сергеевич. И это правильно… Контингент от пикаперства, я извиняюсь, кончает. Я имею в виду от самой концепции. Можно дать такие ещё флэшбэки, как Онегин вспоминает, кого он и как… ннэ-э-э… соблазнил.
— Значит, мувики пойдут?
— Да. Ты, кстати, имей в виду: максимум три мувика на миссию. Меня за перерасход Совет убьет и съест.
— А что будет в мувике этой миссии?
— Тетеньки будут. Чтобы было понятно, что Онегин — он опытный в этих всех делах. В чувствах. Вот он едет-едет, значит… — бормоча, Капитан перелистывал охряно-желтые, отчаянно пахнущие прогорклым маслом и неведомой старушечьей квартирой страницы, пытаясь на ходу вникнуть в ход действия, — едет-едет… через какой-то бал, что ли, проезжает…
— Прямо на коне?
— Через театр, потом через бал какой-то… Насчет ножек я, кстати, согласен, кривые ноги у русских женщин, правда, не только у наших, у тех тоже кривые, особенно у норвежских… Вот, чувства пошли… записывай: «Рано чувства в нем остыли; ему наскучил света шум»… Нет, не записывай, это флуд какой-то, ты когда-нибудь слышал, чтобы лампочка шумела? И в итоге Онегин приезжает… в деревню… прямо на похороны дяди… И вот… Спасайте, православныя!