назначения получили многие из тех, кто командовал полками в злосчастной битве за Москву. Они получили шанс «реабилитировать» себя. А вот Мстиславскому такого шанса царь не дал…
Величайший вельможа царства должен быть набрать полные легкие смирения и жить, склонив голову, низко опустив взгляд. Его срамили, его лишали доброго имени, его выставляли в качестве горчайшего предателя и чуть ли не отщепенца, покинувшего христианскую веру. Только одно поддерживало тогда Ивана Фёдоровича. Те, кто дрался вместе с ним за Москву, знали правду о его полной невиновности. Среди поручителей оказался тот же князь Дмитрий Хворостинин, участвовавший в обороне Москвы и отлично знавший цену своим коллегам-военачальникам.
Царь не имел информации об измене Мстиславского. Если бы Иван IV действительно допускал измену, вряд ли прежние заслуги, родство с самим государем и древняя кровь Гедиминовичей спасли бы князя от казни. В ту пору люди расставались с жизнью по причинам намного менее серьезным… А Мстиславский не только не пошел на плаху, но еще и сохранил положение главы Боярской думы в земщине. Мало того, через несколько месяцев после судебного разбирательства он отправился наместничать в Новгород Великий[63].
Отсюда можно сделать вывод: царю требовался громкий «политический процесс», а не подлинное расследование. Никакие подозрения в предательстве Мстиславского государя не посещали. Однако царь был недоволен Иваном Фёдоровичем, и его недовольство не носило одного лишь формального характера. Князь оказался среди тех, кто проиграл большую битву. Есть ли в том его вина, или ее несут иные командиры, да и сам царь, — трудно сказать. Иван Федорович заменил Бельского на посту главнокомандующего слишком поздно, когда спасти что-либо было уже крайне трудно. Однако в вину ему могли поставить то, что царь очень долго не получал вестей из спаленной столицы и даже не знал, какова судьба оборонительной операции у ее стен. К тому же Мстиславский не позаботился о расчистке города от мертвецов. Бог весть, был ли он тогда в состоянии заботиться о чем-либо, увидев, как сгорел его полк и, быть может, лично пострадав от лютого пламени…
В любом случае, кроме театрализованного представления вокруг имени князя Мстиславского, на него обрушились наказания реальные и очень болезненные.
Иван Фёдорович лишился значительной части земельных владений.
Следы опалы на Ивана Фёдоровича видны до конца 1572 г. Иными словами, около полутора лет его держат в черном теле. Это значит: одного из знатнейших людей царства ставят на весьма низкие должности. Воевода сторожевого полка! Кто-то считал бы такой пост пределом мечтаний. Но для высокородного Гедиминовича, водившего целые армии, подобная должность означала позор и унижение. Пользуясь терминологией советского времени, «командарма» перевели в «комбриги». Как минимум дважды князь отпил из этой чаши. По праву рождения Иван Фёдорович избавлен был от необходимости постоянно вести местнические споры. Его статус не сопоставим со статусом тех же Хворостининых, для которых возвышение без постоянной местнической борьбы вообще не представлялось возможным. Мстиславские стояли так высоко в иерархии служилой знати, что мало кто посмел бы с ними тягаться. Однако и они не были исключены из общей системы местнических счетов. Государева опала означала для рода серьезную «потерьку», как говорили в те времена. А «потерька» могла наихудшим образом сказаться на судьбе потомков.
Иван Фёдорович снес опалу и все принесенные ею несчастья безропотно. От Ивана Грозного бегали за рубеж многие служилые аристократы. Кому-то затея удалась, кого-то задержали, и Мстиславский занимался в свое время расследованием «дела» подобных беглецов… Относительно самого Ивана Федоровича в источниках нет даже малейшего намека на подобные намерения.
Доверие Ивана IV вернулось к «командарму» лишь ко времени удачного похода в Ливонию зимы 1572–1573 гг. Государь мечтал о новом решительном ударе, способном вернуть России преимущество на Ливонском театре военных действий. Потребовались опытные полководцы, знающие этот фронт.
И вот супруга (вторая) Ивана Фёдоровича приглашается на свадебное торжество короля Магнуса Ливонского и кн. Марии Владимировны Старицкой. Через жену, косвенно, честь оказывается и самому Мстиславскому. А потом его берут в поход на более высокую должность.
В январе 1573-го русские войска взяли Пайду. Тогда Мстиславский возглавлял полк правой руки, считавшийся «честию выше» сторожевого.
После взятия Пайды открылась прямая дорога на Колывань (Таллин) и другие города к западу — северо-западу. Царь отправляет большую шестиполковую армию, назначив ее главнокомандующим служилого татарского «царя» Саинбулата Бекбулатовича, а вместе с ним Ивана Фёдоровича. Иван IV, да и сам князь Мстиславский, по всей видимости, надеялись повторить успех 1560 г.
Но вышло иначе.
Армия Саинбулата Бекбулатовича и Мстиславского потерпела поражение под Коловерью (Лоде). Очевидно, бой был жестоким. Сам князь получил новое ранение, ранили также второго воеводу большого полка М.Я. Морозова, а воевода полка правой руки князь Иван Андреевич Шуйский и двое Василиев из боярского рода Салтыковых были убиты. «…Дворян, и детей боярских, и стрельцов многих побили», — лаконично сообщает документ того времени. Неудача объясняется изменой князя А.С. Черкасского, открыто перешедшего во время боя на сторону врага. Этот шаг может объясняться желанием
