– Если это такие серьезные пацаны, они тебя с другом просто размажут. Размажут и поинтересуются, где ты ствол добыл. Только не пой мне тут, что ничего не скажешь. И не лечи меня, братишка. Ты, командир, не знаешь, как они тебя спросят. Они тебя так спросят, ты им маму родную сдашь. Ты же по натуре не блатной. Ты лох, прости меня, не обижайся, но все эти игрушки не твои. Ты никаких понятий не знаешь, они тебя в минуту расковыряют от пасти до письки. А мне лишние неприятности не нужны. ПМ продам, скажешь на рынке купил, у ветерана купил, блин… Узбек, беззвучно смеясь, стал раскачиваться на стуле и постанывать - как бы от попыток не расхохотаться вслух.
– …Ваня, приезжай по другому делу. Или я тебе позвоню, если совсем бабок не будет, продам калашник. Сейчас есть бабки, не хочу в дерьмо вязаться. Но тебе ведь скоро калашник нужен?
– Скоро.
– Тогда извини, не получится. Я тебе останусь должен, заезжай если что. Но тут не такое дело.
– Я понял. Без обид.
– Может я пришлю тебе трех-четырех орлов, они и без калашника причешут, кого хошь. А? Может ребятами помочь? Нет? Дело такое секретное? Ну приезжай, поможем, чем можем, только не этим. Узбек свернул свою эпилепсию и зашипел:
– Что ты извиняешься, Граня! Ты видишь, он темнит. Ему не долг никакой нужен, он тут такой оборзевший лох, за киллера хочет сработать. Ты что, лох, когда за «муху» базарили, так мигал? Ты зачем на калашник хавало раззявил? Ты кто такой? Кого ты сделать хочешь? Что ты гонишь тут мне! Может ты Ельцына завалить хочешь? Или Рыжего? Или Березовского? Ты с бандюганами в ноль монтируешься, ты там не причем, ты угрохать кого собрался, ты мне скажи… Граня заботливо так пытался утихомирить Узбека, но тот вырывался и уже в полный голос кричал:
– Или ты гниду-Грачева завалить хочешь? Хочешь гниду-Грачева уделать? Я с тобой сам пойду, он моего друга в Чечне угрохал ни за хрен, я сам с тобой пойду, скажи только, что Грачева-гниду хочешь завалить! У меня есть ствол. Вот, гляди, лох! И вынул пистолет прямо из-под майки. Евграфов сидит, весь в холодном поту, посетители, слава господи, уже разошлись, официантка где-то на кухне, есть еще шанс по добру по здорову отсюда выбраться. Граня сделал какое-то ловкое движение, и Узбек, поперхнувшись, полетел на пол. Граня быстро засунул ему пистолет под майку и махнул рукой: уходи, пока цел. Закрывая дверь, Евграфов еще напоследок услышал:
– Ну прости меня, мой хороший, ну прости, все у нас будет хорошо, только не бушуй… В метро едучи, Евграфов чуть успокоился. Отошел. В «Факел» больше - ни ногой. А все же - какая народная мысль. Как прочно сидит в умах. Похоже, их тройка просто на один шаг вереди всей страны. Взялись выполнить мечту миллионов. Весенний дождь. Хлывень. Пузыри пучатся на лужах, пыль, было всплывшая тонкой пленкой, потонула в воде, побитая тяжелыми каплями. Еще немножечко, еще чуть-чуть и солнышко заулыбается, умытое и довольное. Ветер поиграл самую малость с зонтами, все бы ему спицы наобратное выгибать, однообразный юмор, право, как не надоест за такой-то срок! Но и ветер уже унялся. Дождит из последних плесков, будто неисправимый спорщик, проиграв главные тезисы, бурчит еще, пытаясь изо всех сил сохранить лицо. Террористы Евграфов и Тринегин под одним зонтиком решительно двигаются по Большой Пироговской улице в направлении Зубовской площади. Ругаются.
– Любезный друг мой, ну какой ты журналист! Какая-то пародия на журналиста. Что входит, по идее, в ваши, братии борзописцев, обязанности?
– Да никто тебе ничего не обязан.
– Да нет, ты же отлично понимаешь, чего от вас ждет общество!
– Здравый смысл в тебе остался, философ? Ничего от нас не ждут. В крайнем случае, ждут, что обманем в миллионный раз. Подсознательно ждут, чтобы мы ласково обманули, сладко. Чтобы и дальше спалось о’кэй. Но это непрофессинально. Надо как бы искренне и честно. А это значит, чтобы с кошмарами. Правдоподобно. Не можем же мы им просто сказать: вроде бы в экономике маленький прирост наметился… Засмеют. Надо так: этой бедной стране случайно выпал счастливый шанс, например, цены на нефть чуть повысились. Ну, окончательно в дерьмо не ныряем, еще поплаваем двумя ноздрями над самым уровнем. Но недолго. Это перед выборами прирост, особенно месяца за два, так и прет, а в другое время надо критиковать, мол если и есть - то случайно. И скоро закончится. А если нет прироста, что естественнее, то, значит, все рушится, падает, ломается и воняет. И никогда больше не поднимется. Классический вопрос для телеинтервью: когда мы, наконец, поднимемся до уровня? Интервьюируемый, разумеется, отвечает лабуду: дело это нелегкое, пережитки прошлого-де, но не стоит отчаиваться, лет десять всего осталось. Ну, одиннадцать. Не больше. Ведущий ему поддакивает - мол, конечно. Сами видим. Не без того. Но улыбаться при этом должен профессионально: мы, интеллектуалы страны, сладкого не ждем, сказочки нам надоели, оптимизмом не болеем. И чтобы искренняя боль за Россию от всего сердца звенела в этой улыбке, а также в ироничных комментариях. Чтобы видно было, да! чтобы было видно - страдаем обильно. Готовы к худшему. Поста не покинем, хоть нас дустом посыпай. Профессионал это тот, кто раскапывает больше свежих ужастиков. Если, например, найден план, по которому олигархи продали Америке Смоленск. Или что вместо прививок в детстве врачи кололи нам микрочипы в питательном растворе, а через эти микрочипы взрослыми людьми управляют сталинисты, зюгановцы, евреи, американцы, гомосексуалисты, интеллигенты, чечены или администрация президента. Ненужное зачеркнуть. Еще лучше что-нибудь более правдоподобное: недавно, например, по Звенигородскому шоссе прошла манифестация покойников с Ваганьковского кладбища с лозунгами против гробокопателей. Столкновения с милицией. Имеются жертвы. Есть запись интервью с трупом Высоцкого, правда, любительская. А потому несколько смазана. Семь очевидцев могут подтвердить сообщение нашего корреспондента. Есть фотографии…
– Как же ты можешь! Ведь это бесстыдство.
