Первая встреча с обитателями подземелья разбудила в Кондрате интерес к его тайнам. К этому присоединилось и другое чувство – тоска по людям. Оставаясь в силу необходимости по ночам в катакомбах, Кондрат остро, как никогда еще в жизни, ощущал свое одиночество, и его стало неудержимо тянуть в ту часть подземелья, где он мог повстречаться с людьми.
Его предположения оказались верными. В катакомбах, расположенных в районе гавани и Молдаванской слободы, жило множество бездомных бродяг. В большинстве своем это были бежавшие от крепостной неволи и жестокого притеснения, произвола панов и царских чиновников серомахи. Такой бездомный нищий люд жил случайными заработками в гавани и на рынках города, либо батрачил в пригородных имениях одесских богачей. Среди них встречались и гордые свободолюбивые непримиримые бунтари-одиночки, боровшиеся с самодержавной властью. Попадались здесь и наглые, потерявшие человеческий облик преступники, темные дельцы и авантюристы, скупщики краденого, контрабандисты, пираты, поставщики живого товара – работорговцы, наемные убийцы, обанкротившиеся негоцианты, опустившиеся аристократы.
Кондрат стал часто наведываться в ту часть катакомб, где ютилось это пестрое сборище. И он постепенно хорошо узнал характер и повадки многих, ближе познакомился с некоторыми обитателями.
Сначала молчаливый, высокого роста, плечистый человек в сермяге, подпоясанной широким кушаком, из которого торчала рукоятка ножа, показался подозрительным обитателям одесского дна. Не сыскным ли делом промышляет он? Не послала ли его к ним в катакомбы полиция как ищейку?… Потому и не удивительно, что нового пришельца встречали настороженно. И простой бесхитростный характер Кондрата они познали лишь после горячей схватки его с головорезом, известным пиратом и контрабандистом шайки Гяура.
Как-то во время своей обычной ночной прогулки по катакомбам Кондрат присел отдохнуть у потухающего костра в кругу людей, которых он сначала принял за обычных бродяг. Он не сразу разглядел при свете тлеющих углей богатую одежду и оружие у сидящих рядом. И только перехватив их многозначительные взгляды, понял ошибку. Он хотел встать и уйти, но было поздно. Один из шайки – детина, похожий на цыгана, сказав со смехом «На, погрейся!», выхватил горящее полено из костра и бросил его в Кондрата. Тот едва успелуклониться. Осыпав искрами, полено пролетело над его головой. Хурделица вскочил. Следом за ним поднялся его обидчик. Кондрат было взялся за рукоятку ножа, но сдержался Его миролюбие цыган истолковал как малодушие. С криком «Струсил, собака!» пират, вынув узкий чеченский кинжал, под одобрительный хохот бросился на Хурделицу.
Кондрат увернулся от удара, и кинжал цыгана, направленный в его грудь, лишь со свистом распорол воздух. В тот же миг он метко ударил кулаком в лицо противника. Раздался сухой стук. И цыган, сбитый с ног, полетел в темный угол катакомбы. Все пираты, кроме одного, тучного чернобородого турка – самого предводителя шайки, – вскочили со своих мест, готовые отомстить за своего поверженного товарища. Но Хурделица к их удивлению, вместо того, чтобы спасаться бегством, медленно обвел взглядом лица разъяренных людей, усмехнулся и спокойно, словно ничего не произошло, подошел к костру и сел рядом с предводителем шайки.
Гяур удивленно поднял сросшиеся брови и сделал знак своим пиратам, чтобы они сели на прежние места. Он с интересом впился своими черными насмешливыми глазами в лицо Кондрата. Но тут внимание всей шайки отвлек побежденный. С трудом поднявшись на ноги, пошатываясь, цыган, приблизившись к костру, остолбенел, увидев сидящего спиной к нему рядом с Гяуром чужака. Затем его удивление сменилось злобой. Какой-то бродяга, а может быть даже переодетый полицейский, только что победивший его, лучшего и сильнейшего в шайке бойца, безнаказанно торжествует над ним свою победу! Нет! Он не допустит этого. Ярость снова наполнила его мускулы буйной силой. Цыган, приготовившись к прыжку, точно нацелил острие кинжала в спину Кондрата. Казалось, ничто уже не сможет теперь спасти его от гибели. Пираты замерли в ожидании развязки. Но в тот миг, когда цыган занес над пришельцем стальное лезвие, Кондрат стремительно поднялся во весь рост.
Кинжал выпал из руки цыгана, сдавленной железными пальцами Кондрата. Он крепко дернул к себе руку противника, и пират со стоном повалился на землю, корчась от боли. Кондрат пинком отшвырнул от себя обезоруженного поверженного врага и поднял его кинжал. Он презрительно посмотрел на цыгана.
– Добрая игрушка… Только владеть ею поучиться надобно, – сказал он и неторопливо засунул завоеванный трофей за кушак рядом с ножом, который так и ни разу не вытащил за все время схватки.
Цыгана знали как отчаянного, самого смелого и сильного пирата, и победа, одержанная над ним человеком, который даже не пожелал применить оружие, казалась невероятной.
И Кондрат невольно вызвал у пиратов страх и восхищение.
Предводитель шайки Гяур, за свою разбойничью жизнь перевидавший много храбрых и отчаянных людей, теперь с уважением смотрел на Кондрата. Лоб, отмеченный сабельным шрамом, спокойные непринужденные движения, смелый открытый взгляд говорили старому пирату, что он имеет дело не только с храбрым воином, но и человеком, не привыкшим лукавить и раболепствовать.
«Такой не будет да и не сможет служить в полиции», – решил Гяур и, улыбнувшись, сказал Кондрату:
– Иди к нам… Не пожалеешь.
Кондрат усмехнулся. В его раскосых бесстрашных глазах сверкнуло презрение.
– Нет. Я привык воевать честно…
И он бесшумно, так же, как и пришел, скрылся
XVIII. Выход в море
Слух о победе Кондрата в единоборстве с цыганом эхом раскатился по всем закоулкам подземного мира. Имя незаметного ранее шахтаря-каменотеса сразу стало известным обитателям катакомб и вскоре Хурделица получил несколько предложений: принять участие в дерзких ограблениях, в «мокрых» делах, где требовались отважные, хорошо владеющие оружием люди. А некоторые главари уголовников даже делали попытки завербовать богатыря-каменореза в свои шайки Кондрат наотрез отказался от какого-либо участия в темных разбойничьих делах; и воровской бандитский мир Одессы, убедившись в непоколебимом отвращении каменореза ко всему темному и нечестному, оставил Кондрата в покое.
Хурделица продолжал свою трудную, однообразную под-, земную жизнь горемыки-шахтаря. Будни проходили в под-, земной работе – от зари до зари без передышки, потому что все быстрее застраивалась Одесса и не переставала требовать в неограниченном количестве камень. Воскресный же день уходил на домашние, хозяйские заботы и хлопоты, на встречи с сыном Иванко, который по-прежнему воспитывался у стариков. Хозяйственные деда Кондрата не отличались сложностью. Он был по-солдатски неприхотлив, но его любовь к чистоте – ежедневное, даже в зимнее время года, купание в море или ручье, стирка одежды,
