Они приближались. Глаза Кондрата, привыкшие к ночной темноте, хорошо рассмотрели идущих – четырех крепких рослых мужчин. Судя по одежде – широким шароварам, расшитым коротким курткам и фескам, это были греческие или турецкие мореплаватели. За поясами у них торчали рукоятки пистолетов. Двое из них несли какой-то длинный, завернутый в ковер тюк. А двое шли впереди с обнаженными кривыми саблями.
«Контрабандисты, – подумал Кондрат. – Тащат какой-то Ценный товар на судно Наверное, где-то здесь неподалеку пристал к берегу их корабль».
Кондрат решил ничем не обнаружить своего присутствия. Контрабандисты, как и пираты, обычно старались расправиться с невольными свидетелями их ночных похождений А Кондрату совсем не хотелось вступать в опасную неравную схватку с какими-то бродягами И, наверное, они благополучно прошли бы мимо своего незримого наблюдателя, не споткнись один из тащивших тяжелую ношу. Чтобы не упасть, он выпустил из рук конец тюка. Второй контрабандист не успел удержать груз, и он мягко шлепнулся об землю. Ковер развернулся, и Кондрат увидел человека. Он понял, что перед ним не контрабандисты, а гнусные работорговцы, похитители женщин. Этим грязным ремеслом занимались пираты, умыкавшие в Одессе красивых девушек и женщин, увозившие их на кораблях в Турцию для прибыльной продажи в гаремы турецких феодалов.
Похитители с ругательствами на турецко-греческом жаргоне бросились поднимать свою жертву, и Кондрат услышал зовущий на помощь вопль. Он, словно острием, кольнул Кондрата в сердце. На миг представилось, что так, наверное, в смертельной тоске кричала его жена Маринка, когда похитители тащили ее связанную к проклятому убийце пану Тышевскому. Да, наверное, так же кричала его Маринка. Так звала на помощь, но никто не услыхал тогда ее крик.
XX. Гликерия
Гневная бешеная сила подняла Кондрата на ноги. Эта же бешеная сила, как внезапно растянувшаяся пружина, метнула его в сторону похитителей. Единственным оружием у Кондрата был нож. Он в несколько прыжков очутился рядом с бандитами. Двое, вооруженные саблями, не успели ими взмахнуть, как раненые ножом Кондрата полетели на землю. Третьего бандита Кондрат свалил замертво тяжелым ударом кулака в висок. Но четвертый пират успел выстрелить в него из пистолета. Пуля обожгла левое плечо Кондрата. Он нагнулся и прежде чем стреляющий успел выхватить из-за пояса второй пистолет, с размаху метнул в него нож. Пущенное с расстояния нескольких шагов лезвие вонзилось в горло пирата. Он без стона повалился на землю, рядом со своими поверженными товарищами.
Кондрат бросился к женщине. Она все еще продолжала кричать, глядя на него большими, обезумевшими от ужаса глазами. Кондрат поднял саблю, что уронил один из врагов, и не обращая внимания на вопли, разрезал путы на руках в ногах, которыми была связана женщина.
Почувствовав себя освобожденной, женщина вскочила на ноги, перестала кричать и с благодарностью посмотрела на своего спасителя.
В этот миг, на расстоянии шагов двухсот со стороны моря, из темноты раздались ружейные и пистолетные выстрелы и гортанные крики. Кондрат понял, что это пираты с корабля, поджидавшие с добычей своих товарищей, услышав пистолетный выстрел, ринулись на помощь. Оставаться на берегу было опасно.
Взяв за руку дрожащую от страха женщину, Кондрат стал быстро карабкаться с ней вверх по крутому склону. Почти бегом они преодолели отвесный каменистый подъем и добрались до вершины. Отсюда было меньше версты до жилища Кондрата. Здесь можно было закрыться и в безопасности дожидаться рассвета.
Но Кондрат вдруг почувствовал острую боль в плече, тошнотворную солоноватость во рту и головокружение. Он понял, что получил серьезное ранение. Он зашатался, борясь с наседающей слабостью, и вдруг услышал испуганный голос спутницы. Это она, поддерживая его, ощутила на ладони теплую кровь. Сразу же маленькие, но крепкие руки женщины настойчиво потянули его к земле и заставили сесть. Затем он услышал треск рвущейся ткани. Женщина оторвала часть своей сорочки и осторожно перевязала куском материи его рану.
Головокружение на какой-то миг прошло. Те же маленькие сильные руки помогли ему подняться. Все еще шатаясь, Кондрат направился со своей спутницей к куреньку.
Кондрат нашел в себе силы не только привести эту женщину в свое жилище, но и оказать ей гостеприимство. При тусклом свете фонаря он поставил на стол отличную соленую скумбрию, брынзу, краюху черного ржаного хлеба. Женщина без церемоний поела все, что ей было предложено, и, запив все это из кружки чистой родниковой водой, устало вздохнула.
При тусклом свете фонаря Кондрат успел хорошо разглядеть свою гостью. Она выглядела не старше двадцати пяти лет. Смуглолицая, с черными блестящими большими глазами, такими же черными густыми волосами, правильными приятными чертами лица, невысокая, стройная, она, несмотря на измятое и порванное платье, казалось ему настоящей красавицей.
Кондрат понял, что, видать, не напрасно выследили ее похитители-работорговцы. Любой богатый паша в Стамбуле, ценитель женской красоты, заплатил бы за нее большие деньги.
Женщина хорошо понимала по-русски, но говорила, пересыпая русские слова с певучими эллинскими. Кондрату стало ясно – его гостья – гречанка. Она несколько раз повторила свое имя – Гликерия.
Он не расспрашивал гостью, как и при каких обстоятельствах она попала в неволю. Рана заныла сильнее. Кондрат снова почувствовал головокружение и тошноту. Он закрыл на дубовую щеколду дверь куреня и показал Гликерии на чистую мягкую постель на топчане, а сам расстелил овчинный кожух на полу. Положив в изнеможении на сноп сена тяжелую горячую голову, раненый погрузился в сонное забытье.
XXI. «Я об этом и знать не хочу…»
Пробитое пиратской пулей плечо Кондрата продолжало болеть и на другой день. О том, чтобы идти на работу в каменоломню, не могло быть и речи. Хорошо, что пуля не затронула кости. Она прошла и не засела в мякоти плеча. Гликерия по просьбе Кондрата принесла в глиняном кувшине морской воды и ею промыла рану, нанесенную пиратской пулей рядом с приметным старым рубцом.
– Видать, супостатам мое левое плечо не нравится… Изничтожить его норовят, – пошутил Кондрат и уже без улыбки, хмурясь, пояснил: – А рубец на плече – не простой…, Я его здесь получил, когда крепость Хаджибей брал, на месте коей ныне Одесса стоит. Рану мне тогда тоже морской водой промыла жинка моя покойная. – И спросил: – А у тебя муж есть или кто из родни? Коли кто есть – иди к ним. Не беспокойся. Я сам теперь как-нибудь справлюсь.
Гликерия вместо ответа горько разрыдалась. И Хурделица понял, что никого у нее нет…
