Фураж добыть оказалось в принципе неоткуда. Дворяне сетовали: «Промыслу над литовскими людьми нет, а проелись конским кормом не у службы».[377]
Голодные весенние месяцы: запасы, сделанные осенью, исчерпаны, до нового урожая далеко. Ни грибов, ни ягод. Слякоть.
Холода. Распутица. Если бы Можайская армия двинулась на поляков, то произошло бы сражение полумертвых от голода людей с полумертвыми от голода людьми.
На фоне обоюдной немощи Владислав запросил Москву о переговорах…
Летом 1634 года можайская армия вернулась в Москву.
Смоленская война окончилась Поляновским миром. По условиям мирного договора Россия вернула Серпейск, а Владислав навсегда отказался от претензий на русский престол, но удачным финал масштабного вооруженного противоборства не назовешь. Смоленск остался за Речью Посполитой. Прочие города, занятые русскими полками, пришлось вернуть неприятелю. А главное, стратегический результат войны не оправдал возлагавшихся на нее упований: огромный расход казенных средств, немалые людские потери, а главные задачи не решены!
Гора родила мышь.
Что же касается лично князя Пожарского, то ему не пришлось биться на главном направлении, и никаких великих побед седой воевода не одержал. Но он честно вышел против поляков, когда позвал его государь, обеспечил сопротивление врагу, в тяжелых условиях полгода выстоял под Можайском. Иными словами, нигде не сплоховал и не утратил чести.
Дмитрий Михайлович Пожарский окончил свои ратные труды с лучшим итогом, нежели вся страна окончила войну. Больше ему воевать не придется.
Очевидно, итоги воинской деятельности князя государь оценил положительно. Его даже призвали участвовать в переговорах. Московское правительство небезосновательно считало: присутствие Пожарского покажет полякам — Россия готова и дальше вести противоборство с оружием в руках. К счастью, этого не понадобилось.
Весной 1635 года происходило торжественное одобрение Поляновского договора, и на этой церемонии Дмитрий Михайлович держал «мису» с крестом. Давая клятву не нарушать договорных статей, этот крест целовал царь Михаил Федорович — но уже из рук князя A.B. Хилкова. На торжестве разгорелся грандиозный местнический скандал, в котором Пожарский принял участие. Князь требовал приравнять его место на церемонии с местом Хилкова. В сущности, он хотел уравнения себя с Хилковым. Тот явно стоял выше в местническом отношении, но сам люто местничал против людей еще выше себя. Государь, разозленный неладами в ответственный момент, удовлетворил просьбу Пожарского: князь заслужил поощрение хотя бы тем, что полгода простоял с армией против поляков, так за службу ему и честь…
Вообще, на Дмитрия Михайловича, как только он вновь приблизился к ратной службе, моментально обрушился каскад местнических тяжеб. Весной 1632 года с ним тягался «судья» в новонабранных «иноземских» полках Василий Васильевич Волынский. Поскольку Пожарский не стал вторым воеводой у Шейна, дело потеряло смысл.[378] Во время сбора войск на ржевско-можайских позициях (зима 1633/1634) с Дмитрием Михайловичем сцепился князь И. Ф. Шаховской, а летом 1634 года, когда русская армия возвращалась из-под Можайска, — Б. Г. Пушкин. С Шаховским дело решилось быстро и жестко: его посадили в тюрьму, наказывая за бесчестье Пожарского, а потом все равно заставили отправиться с отрядом к нему под команду.[379] Б. Г. Пушкина защищал его дядя, старинный местнический неприятель Дмитрия Михайловича — Г. Г. Пушкин. Требования Пушкиных выглядели справедливыми, и сначала правительство решило удовлетворить челобитье. Но Пушкины переусердствовали, выдвигая всё новые претензии. В итоге их жестоко наказали, пояснив: «Для государева дела!» Иначе говоря, при столь тяжелых военных обстоятельствах не стоило столь много думать о личной выгоде.[380]
Пожарского защитили, поскольку он-то радел о государственном интересе, а местнические амбиции Пушкиных мешали ему делать дело.
Родня
Жизнь средневекового русского аристократа невозможно понять, не зная судеб его родственников. Человек того времени, особенно знатный человек, гораздо глубже был погружен в жизнь семьи, чем это принято в наши дни. Его успех приносил благо многочисленным близким людям, его неудача могла печально сказаться на любом из них. В этом смысле семейству Дмитрия Михайловича повезло. Делая шаг за шагом к высотам большого вельможества, он, словно мощный корабль, возносил на своей спине множество «шлюпок» — детей и родичей.
Князь Дмитрий Михайлович Пожарский был вторым ребенком в семье.
Первой родилась его сестра Дарья. Она вышла за князя Никиту Андреевича Хованского — представителя более знатного рода, чем Пожарские. H.A. Хованский скончался в 1609 году — известна надпись на каменной крышке его саркофага. 4 июня Дмитрий Михайлович отдал «по душе» своего зятя деревню Елисеево и полдеревни Черепово.[381] Перед кончиной Хованский принял монашество с именем Нифонт. Но
