— А я считаю, — прошипел Володя. — Сотни домовладельцев бесследно исчезают в Петербурге каждый год, ну и что? Кто будет разыскивать заезжих арбайтеров? У них даже заявление в милицию подать некому — все родственники на Украине остались.
— Что ты, Вова? Ты что? — Одна мысль о подобном исходе приводила меня в содрогание.
— А что? — невинным тоном спросил Рерих.
— Нас же видели соседи. Они номер машины запомнили. Ты совсем сбрендил?
Володя только посмеялся.
— Я так понимаю, за нами никто не приглядывал, — сказал он. — А сокровище мы выкопаем в тот же день. Пусть милиция ищет. Даже, допустим, найдут меня. Как докажут мою причастность к убийству? Да, приезжал я, не отрицаю, землю под застройку присматривал. Но и не более того. Я же на землю претендовать не стану.
Звучало это резонно, но меня не устраивало.
— А «братьям» ты это как объяснишь? — воззвал я к благоразумию Рериха. — Что ты скажешь начальству, когда тебя попросят обосновать столь радикальный приказ? Волей-неволей придется рассказать о кладе.
— Да, это верно, — пробормотал Володя.
Он достал из хумидора сигару-дирижабль Остапа Прохоровича и выкурил ее в затяг целиком.
Я откупорил бутылку элитного коньяка «Лейра» и наполнил два хрустальных «тюльпана». Пока Володя дымил, я выхлестал халявного, а потому особенно вкусного напитка граммов сто пятьдесят. Мне было, откровенно говоря, страшно. Ситуация выходила из-под контроля, и я начинал жалеть, что ввязался в скользкую затею с кладом. Она могла очень дорого обойтись.
Мне было холодно и неуютно.
Успокоив немного нервы, Рерих пришел к выводу, что губить хохлов непродуктивно. Придется делиться с «братством», а это накладно. «Братья» разделят по-братски, то есть загребут себе почти все. Кроме того, станет ясно, что Рерих изначально замышлял присвоить сокровище и обратился за помощью к Обществу, лишь когда обнаружил, что одному такая операция не по силам. Начальство не одобрит. Рерих раскрыл дорофеевский «Цветник» и долго вглядывался в схему, словно желая установить с хозяевами земельного надела медиумическую связь.
— Ты — умный человек, Виктор тоже не дурак, — подсобил я Володе в разрешении острой проблемы, — а два здравомыслящих мужчины всегда сумеют договориться.
— Ладно. — Рерих перевел взгляд с чертежа усадьбы на меня. — Я так понимаю, всякое предприятие требует накладных расходов.
Я смотрел ему в рот. Бог его устами предрекал исход кладоискательской кампании.
— То, что нельзя купить за деньги, — подытожил Рерих, — можно получить за большие деньги.
— В какой-то момент я чуть было не согласилась на пятьдесят тысяч долларов, — сказала Ксения.
Мы с супругами сидели у корефана на кухне. Теплая домашняя обстановка в кругу друзей казалась мне настоящим раем. На столе стояла початая бутылка водки и нехитрая закуска: малосольные огурчики и картошечка с собственного огорода.
— А я на коттедж в Озерках чуть было не купился, — признался Слава, — уж больно заманчиво звучало.
— Вряд ли мы остались в проигрыше, — лениво заключил я. Сумма, полученная Ксенией за свою дачу, была поистине астрономической. Рерих, наверное, разорился. — Игра стоила свеч. За этот нехитрый спектакль мы получили по высшей актерской ставке. Больше платят только в Голливуде и то далеко не всем.
— Милый, я так тебя люблю, — чмокнула меня в ухо пьяная Маринка. Бутылка на столе была далеко не первая.
Кроме того, от меня исходил стойкий запах денег.
— Не знаю, как тебе, а мне пришлось потрудиться. Даже харьковский акцент вспомнила. Правда, неплохо получилось? — с гордостью спросила Ксения.
— Нормально получилось, — криво осклабился золотой пастью Слава. Перекрашенный под брюнета, он действительно стал похож на хохла, только произношение никуда не годилось. Впрочем, прокатило, и ладно. — Главное, что буржуй твой фашистов на нас не натравил. А то я уж не знал, что и делать, когда у него крыша потекла.
— Нет, опасности не было, — поспешил успокоить я корефана, хотя на самом деле было наоборот. — Рерих — человек предсказуемый, я его все-таки с детства знаю.
— Нехорошо старых друзей обижать, — ляпнула нетрезвая супруга.
— Когда «старые друзья» идут против меня войной, они перестают быть друзьями. Надеюсь, я не глубоко развил свою мысль?
Окружающие тяжело ворочали извилинами. Чтобы мозги не скрипели, я обильно смазал их водкой.
