Последние два дня он рыскал вокруг дома, где впервые увидел Крупнера. Чутье подсказывало ему, что тот где-то рядом. Вполне вероятно, что он мог скрываться в квартире Аллы Герштейн. В качестве места, откуда удобно было вести наблюдение, Калямов выбрал чердак соседнего жилого массива. Он поднялся по грязной лестнице, открыл низкую ржавую дверь… и увидел Крупнера.
Калямов был наслышан о гибели группы захвата и расправе с отрядом специального назначения "Цунами".
Мысленно он записал себя в покойники и обнажил ствол, чтобы как можно дороже продать свою жизнь, но Крупнер и не собирался нападать. Он неподвижно сидел у стены и более всего напоминал восковую статую Будды, вылепленную скульптором-сионистом. Калямов осторожно приблизился. "Выжидает? Ну и выдержка!" – промелькнуло у него в голове, хотя знал, что в случае надобности он вел бы себя точно так же.
– Хай! – крикнул он.
Крупнер не отреагировал. Его остекленевшие глаза уставились в противоположную стену, словно изучая что-то, понятное лишь ему одному. О том, что он жив, свидетельствовали редкие движения грудной клетки. Крупнер был словно в коме, но не в коме, нет… Тому, кто хотел жить, не следовало заблуждаться на этот счет. Калямов заметил это и попятился. Помимо пустых ампул, шприца и банки с водой, вокруг были раскиданы рыже-черные меховые клочья. По-видимому, Крупнер поймал кота и съел его, причем съел сырым и с костями. Так что временами он вел очень активный образ жизни, и чекисту не хотелось пасть жертвой этой активности.
Калямов не мог предположить, к каким последствиям приводит ранение в голову, но видел, что здесь что-то не так. После безрезультатной попытки заговорить Калямов помахал рукой перед лицом. Крупнер глядел сквозь него и в своем мире существовал совершенно один. Еще через полчаса психотерапевтической деятельности Калямов осмелел и достал из кармана наручники.
– Ну-ка, пипл а стрейндж, – сказал он, продолжая держать ствол в направлении крупнеровского живота, – давай сменим место медитации.
Крупнер не ответил, и Калямов расценил это как согласие.
– Как ты думаешь, он будет молчать? – спросил осторожный Шламов.
– Должен, – ответил Нечипоренко, имея в виду Калямова. – К тому же его скоро откомандируют на новое задание, буквально через несколько дней. Я уточнял, куда-то на Север. А отчитываться по розыску он должен только передо мной.
– Ну хорошо, – решил Шламов. – Подождем, когда уедет, и начнем.
Компаньоны сидели на даче тещи Нечипоренко, которая перед началом учебного сезона у внуков свалила в город. Тут же в подвале с соблюдением всех мер предосторожности содержался Крупнер. Он был прикован длинной цепью к вмурованному в стену кольцу, рядом стояла миска с едой и запас "сенсорного стимулятора", который на всякий случай решили пленнику сохранить. Крупнер почти не двигался, и Нечипоренко был немало потрясен, когда Калямов сообщил, что взял Крупнера живым. Вид самого Крупнера не оставил равнодушным даже Шламова, в памяти которого еще свежи были воспоминания о кошмарной ночи в Исследовательском центре. "Довела химия! – мелькнула первая мысль, затем в нем проснулось сожаление: – Досталось же ему". Крупнер выглядел неважнецки: бледный, иссохший, волосы сзади слиплись в почерневшую корку, и глаза – эта квинтэссенция муки – свидетельствовали о том, что в нем мало осталось от спортсмена-убийцы. Вячеслав Сергеевич был абсолютно инертен и не реагировал на внешние раздражители. К водворению в подвал он отнесся спокойно, словно внешнего мира вообще не существовало. Временами он начинал двигаться, чтобы сделать инъекцию или поесть. Если еды рядом не было, он не просил. Испражнялся он под себя, и это доставляло Нечипоренко мало радости, когда он думал о предстоящей уборке. И еще он думал, как поведет себя теща, обнаружив прикованного Будду в качестве сюрприза от зятя, если ей вдруг взбрендит появиться на даче. Нечипоренко твердо решил не допустить ее визита.
При помощи знакомого из канцелярии Енчукова Нечипоренко узнал дату отправки Калямова – 20 октября. Все было бы не так плохо, имей гэбист доступ к информации лично, но такой возможностью капитан не обладал и поэтому довольствовался сведениями из вторых рук.
"Генеральную репетицию" наметили на 24-е число. Объектом исполнения выбрали заместителя начальника пятой лаборатории Белова – лицо, идеально подходящее по всем параметрам. Белов непосредственно работал с Крупнером, и у того были все мотивы для мести.
Шламов ждал конца рабочего дня. Меньше свидетелей, да и Центр можно будет покинуть, не вызывая подозрений. Когда часы над его головой начали показывать половину шестого, Шламов поднялся на третий этаж. У дверей комнат 322 и 323 он остановился. Белов был в одной из них, но в какой? Если откроет кто-то из сотрудников, операцию придется отложить. Шламов прислушался. За дверью 322 было тихо, а в 323, похоже, кто-то был. Начальник охраны нажал кнопку звонка.
– Гриша? – дверь отворил Белов,
Он ждал кого-то другого, скорее всего начальника четвертой лаборатории, с которым частенько кирял. Шламов
