– Ну, тогда двинули, – заключил Андрей, и вся троица выкатилась на улицу.
– Нам все равно по дороге, – сказал Волосатый. – Давайте зайдем домой.
– Зачем? – спросил Крупнер.
– Возьмем сань-цзе-гунь.
Крупнер вздохнул.
– Что возьмем? – переспросил Андрей.
– Сань-цзе-гунь, – уточнил Волосатый.
– А это что такое?
– Это его любимая игрушка, – разъяснил Крупнер. – Палочка-выручалочка, он без нее не может.
– Амулет, что ли? – не понял Андрей.
– Трехзвенный цеп, ты его в Сосновке видел – просветил Волосатый.
Крупнер многозначительно промолчал.
– Тебе что, оружия мало? – Андрей тряхнул мешок. Теперь, когда он вышел на тропу мести, ему не хотелось тратить время на проволочки.
– Осторожнее, – предостерегающе заметил Крупнер, – а то взлетим все к чертовой матери.
– Не взлетим, – успокоил его Андрей. – "Пластилин" – штука спокойная. Так зачем тебе этот твой, как его?
– Что он, помешает, что ли? – обиделся Волосатый. – Слава, он что, лишним когда-нибудь был?
– Ладно, – примиряюще сказал Крупнер. – Зайдем, зайдем. – И добавил, повернувшись к Андрею: – Не лишать же ребенка удовольствия.
– Эх, чем бы дитя ни тешилось… – вздохнул Андрей.
Георгий Аветисович Козарян взял половину отгула, чтобы до вечера успеть привести себя и квартиру в порядок. Он хотел погасить конфликт между двумя дамами сердца, возможно, расставшись с обеими сразу, чтобы завести третью: лаборантка из седьмой лаборатории отдела психодинамики давно строила ему глазки. Козарян был любвеобилен, как кролик, и это создавало ему в жизни массу проблем, которые он так же походя разрешал. Впрочем, именно женщины были основой козаряновского благосостояния. Где бы он ни был, вокруг него всегда крутилось множество поклонниц, а кое-кто из почитательниц обладал хорошими связями. А как бы он иначе попал в этот институт на приличный оклад, даже несмотря на то, что был высококлассным специалистом? Связи решают все.
Насвистывая песенку Челентано и отчаянно при этом фальшивя, Козарян прошел через турникет и ступил в яркий прямоугольник, который солнце через стеклянные двери нарисовало на бетонном полу.
– Георгий Аветисович? – Охранник догнал его. Козаряна нисколько не удивило, что вахтер назвал его по имени. Он считал, что охрана знает все обо всех, но вот выражение лица контролера почему-то его заинтересовало. И озадачило.
– Георгий Аветисович, – повторил охранник. – Я… Мы давно уже с вами знакомы. Ваше имя-отчество я из временного пропуска узнал, еще когда у вас был временный пропуск, – и сразу запомнил. Георгий Аветисович, я вас так часто вижу, когда вы проходите через проходную, знаете. – Он искательно заглянул в глаза армянину и выпалил: – Я думаю о вас!
– Фу, – с отвращением сказал Козарян.
– Вы мне не верите, – с тоской в голосе заметил охранник. – Я люблю вас – это правда, чистая правда!
– Уйди отсюда! – отмахнулся Козарян и повернулся, чтобы уйти.
– Я вас люблю, – безнадежно пробормотал контролер первого класса, плечи его горестно поникли, и он побрел на вахту нести дежурство.
А Козарян отправился по своим козаряновским делам. Душу его переполняло отвращение. Он не давал воли чувствам, но возмущение его не знало границ. У него было здорово подпорчено настроение.
Эта история обязательно стала бы скандалом, если бы у Исследовательского центра был хотя бы завтрашний день.
6
