— Хотеть надо. — Макс важно прохаживался, поглядывая на друга свысока. — Кто ищет, тот всегда найдет!
Юра не стал оспаривать пионерский трюизм, а потянул на себя ближайший камень. Макс тоже был человеком действия и ринулся помогать. Сразу обрушили стенку внутрь, посветили фонариком, убедились, что все на месте. Даже тючок с палаткой валялся там, где Майя его оставила, — на самом видном месте. Если бы конкуренты проникли в пещеру, они вряд ли стали бы класть палатку на место. Да и вообще замуровывать вход.
Авантюристы принялись лихорадочно разбирать завал. Кусты закачались под ударами камней, зашелестели ветвями, в небо взмыла пыль.
В четыре руки управились быстро. Проход обнажился настолько, что в него могли протиснуться сразу двое.
— Баста, начальник! — Юра включил фонарь и полез на четвереньках в партизанскую сокровищницу.
Он мельком осмотрел пустой ящик из-под гранат, отбросил рваную мешковину, внимательно изучил часы. Он не торопился приниматься за бутылки, растягивая удовольствие. Редко ведь когда удается найти клад. Многие вообще ни разу в жизни его не находят. Компаньоны принялись за фрагмент массандровской энотеки с разборчивостью истинных ценителей — перед отъездом они весь вечер изучали сайты производителей французских, испанских и португальских вин. И даже кое-что запомнили из увиденного. Они перенесли бутылки поближе к выходу, измазавшись при этом по самые уши. Уселись в глубине грота, друг напротив друга.
— Пить охота — сил нет, — намекнул Макс.
Юра с пониманием посмотрел на него и достал из кармана купленный в Симферополе нож сомелье.
— С какой начнем?
— Давай вот с этой, с французского, их много. — Макс выбрал мускат «Люнель» урожая 1848 года.
— С французского так с французского.
Юра отковырял сургуч, вкрутил штопор и выдернул пробку. Осмотрел ее, но при свете фонаря разглядел только, что она снизу темная. Понюхал. Бесполезно. Нос был забит пылью. Примерился к этикетке.
— Эхх, мускатик! — алчно возопил он и от души приложился к бутылке, запрокинув донышко к потолку пещеры.
И выплюнул.
— Вино умерло, — констатировал Юра.
Подельники сидели снаружи пещеры, глядя на звезды. Под ногами на склоне валялись бутылки. Пустые и никчемные. Даже если из некоторых не целиком вытекло содержимое, толку от него все равно было ноль.
— Как же так? — пробормотал Верещагин, крутя в пальцах пробку. На ней сохранился кусочек сургуча с печатью царских подвалов, и Макс бездумно сунул ее в карман.
— Зима. Холода. Вино хранилось много лет черт знает где, а так с ним не поступают. Вино, как женщина, слабо, но очень коварно, — процитировал компаньон вычитанную на французском сайте мудрость и добавил от себя: — Оно, как баба, терпит-терпит, а потом ка-ак отомстит…
Максу вдруг очень захотелось позвонить домой, поговорить с Майей, рассказать ей, что случилось, и получить слова утешения. Но местное подключение компаньоны второпях так и не сделали. Поговорить можно было завтра из Симферополя. Или взять билеты на самолет и пообщаться с глазу на глаз послезавтра.
— Странно, что бутылки от мороза не полопались. Зимой замерзать должны. Или в пещере температура ниже точки замерзания не падает? Или вино от спирта в лед не превратилось при незначительных холодах?
Юра рассуждал вслух, ни к кому не обращаясь, а разговаривал сам с собой, чтобы скрыть горечь поражения.
— Зря мы китайской вермишели не взяли, — совсем другим голосом сказал он. — Сейчас бы запарили на мускате «Барселона» восемьсот двадцать восьмого года, а то так жрать хочется, что даже спать не тянет.
— На чем заваривать — на уксусе этом? — раздраженно кивнул Макс под ноги.
— Так китайские корма еще никто не готовил, — хмыкнул Юра, довольный, что отвлек друга от мрачных раздумий.
Потом с трубным звуком втянул сопли, прочистил дыхательно-матюгательные органы и громко высказался.
— Я часы возьму, — сказал Юра.
— Смотри сам, с ними придется на поезде ехать, — напомнил Макс. — В аэропорту точно отшмонают и гнилые вопросы будут задавать.
— Нет, на «Авроре» поплывем. Через Гибралтарский пролив. — Юра деловито обернул часы газетами и упаковал в сумку.
На рассвете компаньоны собирались быстро, бросив все, чтобы идти налегке. От огорчения совсем не хотелось есть. Пить тоже не тянуло. Что-что, а жажду отвратительная жидкость утоляла отлично. Макс даже подумал, не прихватить ли до Щебетовки бутылку с остатками испортившегося вина, чтобы прихлебывать по дороге, но потом решил не подставляться и выкинул эту идею из головы.
После ночевки в пещере, на расстеленной палатке и газетах, кости ломило нещадно. Хмурые джентльмены удачи переобулись и в семь часов начали спуск. Юра тащил антикварные часы, чтобы не возвращаться совсем с пустыми руками. Макс нес пластиковую бутылку, в которой осталось на стакан
