пропал и никак не находится… Мы не знаем даже, куда в данный момент направляемся!
– Ну, это-то объяснить несложно, – сказал Диармайд. – Мы хотим попытаться перебраться за реку, в Катал. Делать это будем ночью, соблюдая максимальную осторожность, – если нас заметят, то постараются непременно прикончить.
– Ясно, – сказал Кевин и нервно сглотнул. – А нельзя ли заодно узнать, с какой стати мы подвергаем себя подобному риску?
Впервые за все утро Диармайд улыбнулся по-настоящему.
– Разумеется, можно! Вы поможете мне соблазнить одну даму. – Он повернулся к подошедшему Карде и шепотом спросил: – Ну что? Новости есть?
Новостей не было. Принц осушил свою кружку и направился к двери. Остальные, с трудом поднявшись на ноги, тут же последовали за ним. Деревенские жители, сидевшие в таверне, тоже вышли на улицу, чтобы посмотреть, как отряд Диармайда отправляется в путь.
– Да хранит тебя Мёрнир, молодой принц! – крикнул вдруг один из крестьян. – Клянусь Древом Жизни – пусть бы Великий взял старика и позволил тебе стать нашим королем!
На первую часть фразы Диармайд отреагировал вполне благосклонно и даже приветственно поднял было руку, но, услыхав последние слова крестьянина, изо всех сил вонзил шпоры в бока своего коня. Повисла страшноватая тишина. Взгляд принца стал ледяным. Все так и замерли. Вдруг Кевин услыхал громкое хлопанье крыльев – огромная стая ворон взлетела с земли, на мгновение закрыв солнце.
Когда же наконец Диармайд заговорил, голос его звучал холодно и повелительно:
– Твои слова свидетельствуют о том, что ты предатель, – сказал сын Айлиля и, не глядя на крестьянина, кивнул кому-то рядом с собой: – Колл!
Несчастный крестьянин скорее всего не успел даже заметить ту стрелу, которая сразила его насмерть. Диармайд, не оглядываясь и не сказав более ни слова, тронул с места коня, и тот тяжело застучал копытами по дороге. Колл убрал лук. Когда первое потрясение прошло, в толпе послышались крики и плач, но всадники уже скрылись за поворотом дороги, ведущей на юг.
Руки у Кевина дрожали, душу его переполнял гнев. Он скакал следом за остальными, но тот убитый человек все время был у него перед глазами. Видение это мешало ему дышать, а горестные вопли толпы все еще стояли в ушах. У Колла же, скакавшего рядом, лицо было совершенно бесстрастным; он, казалось, не был ни капли встревожен случившимся, однако на Пола старался не смотреть: слишком уж этот чужеземец внимательно на него поглядывал, а он, Колл, как последний дурак и предатель, и без того прошлой ночью выболтал ему чересчур много!
Ранней весной 1949 года доктор Джон Форд, родом из Торонто, взял двухнедельных отпуск и в полном одиночестве уехал из своей квартиры при лондонской больнице Св. Фомы путешествовать автостопом по Озерному краю. Как-то, оказавшись севернее Кесуика, он прошагал целый день пешком по горам, страшно устал и решил заглянуть во двор фермерского домика, притулившегося у подошвы одного из холмов.
Там какая-то девушка доставала из колодца воду. Закатное солнце блестело на ее темных волосах. Заслышав звук его шагов, она обернулась, и он увидел, что глаза у нее серые. Джон снял шляпу и поздоровался, Держа шляпу в руке. Девушка застенчиво улыбнулась в ответ, и он попросил напиться. Она даже воды не успела ему подать, как Джон Форд влюбился в нее. Влюбился безоглядно, как, впрочем, склонен был отдаваться любому своему увлечению.
Диэдри Кауэн той весной исполнилось восемнадцать, и бабушка давным-давно сказала ей, что она полюбит человека из-за моря и выйдет за него замуж. Поскольку бабушку все считали ясновидящей, Диэдри и в голову не приходило сомневаться в справедливости ее слов. К тому же в глазах этого молодого человека была такая страстная мольба и такая нежность…
Отец разрешил Джону Форду переночевать у них в доме, и в той абсолютной тишине, какая бывает лишь перед рассветом, Диэдри встала с постели и вышла в коридор. Она совсем не удивилась, увидев возле своей двери бабушку, как не удивилась и тому, что старушка благословила ее, сопроводив это каким-то древним магическим жестом. А потом Диэдри вошла прямо в комнату Джона, смущенно пряча от него свои серые глаза, и тело ее было нежным и покорным, ибо она верила ему.
Они поженились осенью, и по первому снежку Джон Форд отвез свою жену домой. И вот сейчас, двадцать пять весен спустя, их дочь шла рядом с гномом к берегам какого-то неведомого озера по холмам неведомого мира навстречу своей судьбе.
Тропа, ведущая к озеру Исанны, расположенному на северо-западе от Парас Дервала, извивалась по долине среди округлых холмов. Вокруг царила такая красота, которую, казалось, не способно умалить ни одно время года, если оно, разумеется, соответствует своим нормам. Но сейчас даже эта прекрасная земля выглядела истерзанной и опустошенной, и жажду этой исстрадавшейся от засухи земли Ким чувствовала сердцем; боль природы отдавалась в ее душе такой же мучительной тоскливой болью. Губы ее пересохли, лицо пылало, кости, казалось, заострились, затвердели и вот-вот прорвут обезвоженную воспаленную кожу. Каждое движение стало мучительным, Ким старалась не глядеть по сторонам.
– Она же умирает! – вырвалось у нее невольно.
Мэтт посмотрел на нее своим единственным глазом:
– Ты это чувствуешь?
Она с некоторым трудом, словно преодолевая какое-то сопротивление, кивнула:
– Я не понимаю, почему…
Гном помрачнел.
