должно произойти. Что-то толкало меня изнутри. Во мне бушевал гнев, Видящая, и ненависть к Могриму, а ничего подобного я прежде не испытывал.
– Я это знаю, – ответила Ким. – Это огорчает меня, Руана.
Он снова покачал головой.
– Не надо огорчаться. Ценой нашей святости была бы свобода Дикой Охоты и смерть всех живых, собравшихся здесь. Пора, Видящая Бреннина, давно пора было параико воистину встать в ряды армии Света.
– Значит, я прощена? – спросила Ким тихо.
– Ты была прощена во время Каниора.
Она вспомнила: призрачные образы Кевина и Исанны, движущиеся среди череды всех мертвых параико, занимающие среди них почетное место, вызванные вместе с ними глубинной магией пения Руаны.
Ким кивнула головой.
– Я знаю, – ответила она.
Между ними повисло молчание. Ким подняла глаза на серьезного, седого великана.
– Тебе надо идти? Чтобы последовать за ними до пещеры?
– Вскоре, – ответил он. – Но здесь должно произойти еще кое-что, по-моему, и я останусь, чтобы это увидеть.
И при этих словах дремлющее знание пробудилось в Кимберли тоже. Она посмотрела мимо Руаны и увидела на равнине Галадана, окруженного людьми, большинство из которых она знала. Они стояли с обнаженными мечами, нацелив стрелы в сердце повелителя волков, но никто из них не двигался и не говорил, и Галадан тоже. Неподалеку от этого кольца стоял Артур вместе с Джиневрой и Ланселотом.
К западу от них Пол Шафер, которого они ждали, по приказу Верховного короля опустился на колени у тела Финна дан Шахара.
Когда Лейла подняла топор, Джаэлль знала об этом. Как могла не знать Верховная жрица? Это было самое страшное святотатство. И почему-то она совсем не удивилась.
Она услышала – каждая жрица во Фьонаваре услышала, – как Лейла с грохотом опустила топор на алтарный камень и звенящим голосом приказала Финну вернуться к ней. Этот приказ черпал силу в кровавой власти топора Даны. И Джаэлль увидела, как в небе туманная фигурка мальчика на бледном призрачном коне поскакала в сторону и как он потом упал.
Затем одинокий параико появился среди них и наложил заклятие Коннлы на Охоту, и Джаэлль видела, как короли стремительно унеслись на юг.
Только когда они исчезли, она позволила себе пойти туда, где лежал Финн. Сначала она шагала, но затем побежала, стремясь успеть вовремя, ради Лейлы. Она почувствовала, как обруч, удерживающий ее волосы, соскользнул с головы, но не остановилась, чтобы поднять его. И пока она бежала, с развевающимися волосами, она вспомнила тот последний раз, когда была установлена подобная связь: когда Лейла в Храме услышала, как Зеленая Кинуин остановила Охоту у залитых кровью берегов Андеин.
Джаэлль вспомнила свои собственные слова, сказанные тогда голосом Богини. «Это грозит смертью» – так сказала она и знала, что это правда.
Она подбежала к тому месту, где он лежал. Там уже находился его отец. Она помнила Шахара по тому времени, когда он вернулся с войны, через несколько месяцев после рождения Дариена, а жрицы Даны, посвященные в тайну, помогали Вэй растить новорожденного.
Он сидел на земле, держа на коленях голову сына. Снова и снова его огрубевшие руки гладили лоб мальчика. Он молча смотрел на приближение Джаэлль. Финн лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Она видела, что он снова стал смертным. Он выглядел так, как во времена детской игры, та'киены, на зеленой лужайке в конце Энвил-Лейн. Когда Лейла предсказала ему Самый Долгий Путь.
Подошел кто-то еще. Джаэлль оглянулась через плечо и увидела, что это Пуйл.
Он подал ей ее серебряный обруч. Никто из них не сказал ни слова. Они посмотрели на отца и сына, потом опустились на колени на каменистую землю рядом с упавшим мальчиком.
Он умирал. Дыхание его было затрудненным и поверхностным, в уголках рта запеклась кровь. Джаэлль краем своего рукава вытерла ее.
Финн открыл глаза, почувствовав ее прикосновение. Она видела, что он ее узнал. Видела, как он молча задал вопрос.
Стараясь очень четко выговаривать слова, Джаэлль произнесла:
– Дикая Охота улетела. Пришел один из параико и приказал им вернуться назад в пещеру, применив то же заклятие, которое заключило их туда.
Она увидела, как он кивнул. Казалось, он понял. Он должен был понять, осознала Джаэлль. Он ведь был одним целым с Дикой Охотой. Но теперь он снова стал обычным мальчиком, его голова лежала на коленях у отца, и он умирал.
Но его глаза все еще оставались открытыми. И он сказал так тихо, что ей пришлось низко склониться к нему, чтобы расслышать:
– Значит, я все сделал как надо?
Она услышала, как из груди Шахара вырвался слабый стон. И ответила сквозь слезы:
– Ты сделал даже больше, Финн. Ты все делал правильно. Все-все, с самого начала.
Она увидела, как он улыбнулся. Снова показалась кровь, и снова она вытерла ее рукавом своего платья. Он закашлялся и сказал:
– Она не хотела меня сбросить, знаете ли. – Джаэлль не сразу поняла, что он говорит о своей лошади. – Она испугалась, – сказал Финн. – Не привыкла
