Оставшиеся на поляне смотрели им вслед, пока Авайя не скрылась в бледно-голубом просторе выгоревших небес.
Метран тут же обернулся к остальным; глаза его сияли от возбуждения.
– Слышали? Котел теперь мой!
– Да, похоже на то, – кивнул Галадан. – Значит, вскоре ты тоже отбываешь?
– Не медля ни минуты! И уже в самом ближайшем будущем вы увидите, чего я добьюсь с его помощью.
Галадан снова кивнул, потом, будто что-то вспомнив, спросил:
– А интересно, Денбарра хоть понимает, что все это значит? – Он повернулся к Источнику мага. – Скажи мне, друг мой, что, по-твоему, означают бесконечные разговоры о Котле?
Денбарра поежился под тяжелым взглядом Галадана, но отвечал уверенно:
– Я знаю все, что мне знать необходимо. И я прекрасно знаю, что Неистощимый Котел поможет восстановить на троне Бреннина правителей из рода Гармиша.
Галадан еще несколько мгновений смотрел на него, потом отвел глаза и молвил, обращаясь к Метрану:
– Что ж, он достоин своей судьбы. Тупоголовый Источник – это, по-моему, как раз для тебя. Хотя мне бы, например, было ужасно скучно.
Денбарра вспыхнул, но Метран на сей раз и не подумал обращать внимание на колкости Галадана.
– Денбарра – мой племянник, сын моей сестры, и его главная добродетель в том, что он мне верен. А что собираешься делать ты, Галадан? Ты упомянул о каком-то деле, которое необходимо закончить. Может быть, мне стоило бы знать, о чем шла речь?
– Может быть. Но ты этого не узнаешь. И скажи спасибо, что я не так беспечен и не болтаю об этом направо и налево. Ибо быть в это посвященным равносильно смерти.
Это было настоящее оскорбление, и губы Метрана дрогнули, но отвечать он не стал.
– Что ж, ступай, куда тебе надо, – сказал он. – Мы теперь, возможно, встретимся не скоро.
– Увы! – воскликнул Галадан насмешливо. Маг гневно воздел руку и грозно спросил:
– Опять надо мной смеешься? Ты над всеми смеешься, андейн. Но я вот что тебе скажу: заполучив Котел Кат Мейгола, я обрету такое могущество, над которым даже ты подшучивать уже не посмеешь. И с его помощью я осуществлю наконец свою месть, и она будет так страшна, что память о ней никогда не умрет в Бреннине!
Галадан, вскинув свою покрытую шрамами голову, посмотрел Первому магу королевства прямо в глаза.
– Возможно, – молвил он очень тихо и очень спокойно. – Но ты ошибаешься: память о твоей мести все же умрет – вместе со всем живым в этом мире. А, как тебе известно, погубить этот мир – мое самое заветное желание!
И, сказав это, Галадан едва заметным жестом начертал у себя на груди какой-то магический знак, и мгновение спустя угольно-черный волк с серебристым пятном на лбу уже мчался куда-то на запад, покинув поляну в лесу.
Но если бы этот волк случайно забежал в лес, черневший чуть южнее того места, где они расстались с Метраном, река событий повернула бы в другое русло.
А там, недалеко от поляны, некогда вырубленной дровосеком вокруг своей хижины, лежал альв, скрытый травой и ветками деревьев; он истекал кровью, сочившейся из десятка глубоких ран. На некотором расстоянии от него, чуть глубже в лес, лежали два мертвых альва. И десять мертвых волков.
И при виде мертвых братьев своих сердце На-Бренделя с Кестрельской марки сжималось от горя и гнева, и лишь эти чувства еще поддерживали в нем едва теплившуюся жизнь. И глаза его в солнечном свете были черны как ночь.
Он видел, как Метран и его Источник вскочили на коней и помчались на северо-запад; видел, как цверги и волки единой стаей ринулись на север. И лишь когда на поляне стало совсем тихо, Брендель с огромным трудом встал на ноги и тоже двинулся в путь – он направлялся в Парас Дервал. Он ужасно страдал от боли из-за раны в бедре, слишком много потерял крови, и теперь его одолевала смертельная слабость; но он бы ни за что не позволил себе упасть и не дойти – ведь он был из светлых альвов, и он один из всех своих друзей остался в живых после сражения на лесной поляне и собственными глазами видел только что, как собирает свои силы Тьма.
И все-таки путь был чересчур долог, и Брендель, истерзанный и обессилевший, все еще находился примерно в лиге пути от Парас Дервала, когда спустились сумерки.
Весь день на западе слышались далекие раскаты грома, и в столице многие купцы, бросив дела, то и дело подходили к дверям, чтобы взглянуть на небеса – хотя скорее по привычке, чем на что-то надеясь, ибо мертвящее раскаленное солнце по-прежнему сияло в безоблачном небе.
На зеленом пустыре, что в конце Анвил-лейн, Лейла опять собрала детей играть в та'киену. Один или двое, правда, отказались, заявив, что им это надоело, но она проявила настойчивость, и остальные все же ей подчинились, зная, что с Лейлой лучше не связываться.
Ей снова завязали глаза. Мало того, она велела наложить двойную повязку, чтобы уж совсем ничего не видеть. И первые три раза выкликала свои жертвы почти равнодушным тоном: первые трое вообще не имели особого значения, это действительно можно было считать всего лишь игрой. Но в
