рвоты.
Падает тень. Она быстро поднимает голову.
Мешаг протягивает ей флягу с водой. Ли-Мэй садится. Берет флягу, откупоривает ее. Набирает в рот воды и сплевывает, повторяет это еще раз, позабыв о чувстве собственного достоинства, об изяществе, обо всех подобных понятиях из другого мира. Она снова прикладывается к фляге и на этот раз глотает воду. Потом наливает ее в ладонь и обмывает лицо. Повторяет это еще раз, почти с вызовом. Не все потеряно, твердит она себе. Если ты этого не допускаешь…
– Поехали, – говорит ей Мешаг. – Мы возьмем четырех коней. Можем их менять, ехать быстрее.
– Будут… будут еще такие налеты?
– Шуоки? Возможно. Солдаты ушли. Шуоки пришли узнать почему.
– А мы знаем почему?
Он качает головой и повторяет:
– Поехали.
Протягивает руку, и она отдает ему закрытую флягу Мешаг берет ее и вешает на плечо, но потом опять протягивает руку, и Ли-Мэй понимает, что он хочет помочь ей подняться.
Он выбирает еще двух коней для каждого из них. Лошади шуоки разбежались, но они хорошо обучены и не ушли далеко. Ли Мэй ждет возле своего коня и наблюдает за спутником. Сначала он собирает свои стрелы, потом подходит к одному коню шуоки, осматривает его и отходит к другому. Она совершенно не понимает, как он делает свой выбор.
Вокруг нее волки поедают мертвых, и это отвратительно.
Она помнит, как в другой жизни Тай рассказывал отцу (она пряталась за деревьями и слушала), как богю выкладывают своих покойников в траву, вдали от стоянок племени, чтобы их съели под открытым небом, а души таким образом вернулись обратно.
Небо ярко-голубое, ветер сегодня стал теплее.
Он оставил ей флягу. Она снова пьет. Но очень немного, чтобы убрать дурной привкус во рту. И смотрит, как Мешаг возвращается. К его коню привязаны остальные лошади, одна за другой. Незаметно, чтобы он что-то сказал, но волки вскакивают и уносятся прочь, пропадая в высокой траве.
Ли-Мэй берет повод и вскакивает на коня (не очень изящно). Она научилась садиться на коня без его помощи. Когда теряешь возможность быть гордой почти во всем, ты обретаешь гордость где-то в другом месте, не так ли? Она спрашивает:
– Не привязать ли двух коней к моему, чтобы было легче?
– Легче не будет. Мы должны ехать.
– Подожди. Пожалуйста!
Он ждет. Солнце заливает землю утренним светом. У него темные глаза, в них ничего не отражается.
– Прости меня, – говорит она. – Я тебе говорила, что когда я не понимаю, мне становится страшно. Мне лучше, когда я знаю.
Он ничего не отвечает.
– Ты можешь… ты управляешь волками? Они следуют за тобой?
Он смотрит вдаль, на север, туда, откуда они приехали. Ничего не отвечает так долго, что Ли-Мэй думает: он решил не отвечать, но Мешаг и не трогается с места.
Она слышит пение птиц. Смотрит в небо, почти непроизвольно, в поисках лебедя.
И в это время он произносит:
– Не все. Одна стая. Вот эта.
Вожак снова рядом с ними; он всегда недалеко от Ли-Мэй. Она смотрит на него. Борется с новым ужасом и старым страхом. Потом поворачивается к Мешагу, к его черным глазам. Глаза волка намного ярче. Мужчина ждет. Она произносит только одно слово:
– Спасибо.
Он дергает повод, и она скачет вслед за ним на юг, оставив мертвых позади, под птицами и под небом.
Под звездами, в ту же ночь. Они скакали весь день, с двумя короткими остановками. Никаких костров для приготовления пищи, только ягоды, но на этот раз они остановились у пруда. Ли-Мэй снимает одежду и купается в темноте: ей необходимо смыть воспоминание о том, как разрывают плоть, какой при этом слышен звук.
Снова одевшись, она спрашивает у Мешага:
– Что ты сказал раньше? О волках? Это из-за того, что они с тобой сделали?
Ночью легче задавать вопросы.
