Он присел на корточки в траве, напоив коней. Она видит, как он отводит глаза. Говорит:
– Прости меня. Ты не обязан…
– Шаман на севере превращал меня в существо с душой волка. Послушное ему. Его приказам. Тяжелая магия, плохая. Не… не законченная. Волк – его тотемное животное. Он вызвал волка. Твой брат убил его, когда он это делал. Я был… я застрял между.
– Между?
В пруду живут лягушки. Ли-Мэй слышит, как они квакают в темноте. Мешаг отвечает:
– Человеком и волком. Этим телом и другим.
Другим. Она смотрит туда, помимо своего желания. Предводитель волков лежит в траве, серая тень. Она видела, как он рвал плоть на восходе солнца и кровь капала с его клыков.
В ответ зверь смотрит на нее, в упор. Она едва различает его, но глаза волка, в отличие от глаз Мешага, сверкают. Пугающее чувство охватывает Ли-Мэй, и еще понимание того, что было бы неправильно с ее стороны и дальше настаивать, расспрашивать спутника.
Она опускает голову. У нее мокрые волосы, она чувствует, как вода стекает по спине, но ночь теплая. Она говорит:
– Мне очень жаль. Возможно, было бы лучше, если бы Тай не…
– Нет! – с силой отвечает Мешаг. Ли-Мэй быстро поднимает взгляд, пораженная. Он встает, силуэт на фоне горизонта и звезд. – Лучше так, чем то, чем я бы стал. Я… у меня есть выбор. Если бы тот шаман меня привязал к себе, я принадлежал бы только ему, а потом умер. Шандай дал мне это.
Она смотрит на него снизу вверх. Он продолжает:
– Я сделал выбор – и пришел за тобой. Я сделал это ради Шан… Шэндая.
– А после? После этого? – Она только что решила больше не задавать вопросов.
Он пожимает одним плечом:
– Теперь едем?
У него это звучит как вопрос.
– Спасибо, – отвечает Ли-Мэй. Встает, подходит к коням и садится на своего, самостоятельно.
Они меняют коней на каждой остановке. Перед самым восходом солнца он сбивает второго лебедя, но третий, летевший следом, поворачивает на запад, на большой высоте.
У кого-то тотемом был волк, думает она. У кого-то – лебедь…
Можно уснуть верхом на лошади, но только не тогда, когда она скачет галопом. Ли-Мэй проваливается в мучительный, тревожный сон каждый раз, когда Мешаг разрешает сделать остановку. Она понимает, почему он так спешит после того, как убил второго лебедя, но ее тело и мозг предъявляют свои требования.
Теперь она лежит на спине в более низкой траве. Сознание то возвращается, то отступает. Ей снилось, что она качается на качелях – на качелях в саду их дома, – взлетает все выше и выше среди весенних цветов, взад-вперед. Она не знает, кто раскачивает качели, и не смотрит туда, но ей не страшно.
Толкает ее Мешаг, трясет за плечо.
Ли-Мэй открывает глаза. Бледный свет. Утро. Он дает ей флягу с водой, показывает на седельную сумку рядом с ней. Опять ягоды. Если и дальше не будет ничего, кроме них, думает Ли-Мэй, сырой сурок может показаться привлекательным. Затем она вспоминает волков и шуоки, и эта мысль ускользает.
Она пьет, плещет воду на лицо и руки. Берет горсть ягод, потом еще одну. Она научилась отличать неспелые ягоды, выбирает их. Она – катайская принцесса, не так ли?
Ли-Мэй слишком устала, чтобы оценить собственную иронию.
Потом поднимается. У нее болят ноги и спина. Мешаг уже сидит на коне и осматривает светлеющее небо. Она делает то же. Ничего не видно. Еще один свежий день, высокие облака. Она идет к коню, которого он для нее отвязал. Сгибает застывшие ноги и забирается в седло. Ей кажется, что это получается у нее уже лучше.
Ли-Мэй смотрит на Мешага.
– Теперь все изменится, – говорит он.
– Что ты имеешь в виду?
– Землю. Увидишь. Мы покидаем степь. Ваша Стена недалеко.
Как она ни устала, от этих слов сердце ее бьется чаще. От таких простых слов. Стена означает Катай, возвращение из ссылки. Если они смогут перебраться на другую сторону, разумеется. Он говорил, что смогут.
«Мы покидаем степь».
