А уж если его выкопали на семейном кладбище… Это преступление против предков, духов и богов. Они, возможно, потревожили могилы, они наверняка это сделали, если дерево такое старое! Кем бы ни были члены этой семьи, привезти дерево, населенное разгневанными духами, в сад императора? Просто голова идет кругом!
– Чье это кладбище? – спросил Вэньцзун. Сейчас на него страшно было смотреть. Гэнюэ для него был священным садом, это все знали.
– Семьи Шэнь, мой повелитель. Я знаю, что великий император их помнит. Мы все помним. Генерал Шэнь Гао прославился как Командующий Левым флангом на Усмиренном западе, который руководил нашими армиями с честью. Он покоился под этим деревом, мой повелитель. Один его сын, также похороненный там, служил главным советником первого министра, второй был наставником следующего императора и служил ему. Он знаменит своей поэзией и…
– И своими конями, – договорил за него император Катая. Его голос звучал пугающе мягко. – Это Шэнь Тай?
Жэнь Дайянь наклонил голову.
– Это он, мой повелитель. Его могила также была под этим деревом, оно укрывало ее. И могилу его жены, его сыновей. Многочисленных внуков, их жен и детей, они тоже похоронены там. Там также стоит памятное надгробье его сестры, которой там нет только потому, что…
– Потому что она покоится в гробнице вместе с императором Шиньцзу, к северу от Синаня.
– Да, светлейший повелитель.
– Именно это дерево, с того кладбища, везут сюда? Чтобы высадить в Гэнюэ?
Лу Ма увидел, как воин опять, молча, наклонил голову.
Император глубоко вздохнул. Даже неискушенный человек (а Лу Ма понимал, что он именно такой) мог видеть, что его охватила дикая, безудержная ярость. «Императорам, – подумал он, – не нужно скрывать свои чувства». Вэньцзун повернулся к своему первому министру – и к стоящему рядом с ним человеку.
– Министр У Тун, объясните.
Невозмутимость и самообладание имеют предел, по-видимому.
– Великий, великий повелитель, – заикаясь, произнес У Тун, – конечно, я не знал об этом! Конечно…
– Вы только что сказали нам, что просматривали все доклады, министр У.
Снова молчание. В нем чувствовалось дыхание смерти.
– Все равно… все равно! Я не знал, где оно… как это было… конечно, я прикажу наказать виновных. Самым суровым образом, милосердный повелитель! Дерево вернут на место и…
Лу Ма не выбрал бы слово «милосердный».
Жэнь Дайянь, несмотря на молодость и невысокий ранг, повернулся лицом к евнуху.
– В поражении у Эригайи вы тоже обвиняли других, – сказал он.
И когда никто не ответил, он прибавил, очень четко выговаривая слова:
– В армии, при хорошем управлении, командиры несут ответственность за поражение, когда не выполняются поставленные императором задачи и гибнут его люди.
Во время их долгого путешествия на север по морю, а потом вглубь материка на встречу с алтаями, и затем домой, у Ма и его дяди было много времени на разговоры. Лу Чао любил беседовать и мог поделиться мудростью всей своей жизни.
Он рассказал племяннику, что карьера гражданского чиновника может дать человеку чувство выполненного долга: перед Катаем и предками, в лучших традициях учения Мастера Чо.
В Ханьцзине карьера может быть интересной и волнующей, так как люди окружают трон в поисках должностей и власти. «Она также может быть ужасной и гибельной», – прибавил он.
Видя, как император смотрит на своего первого министра ледяным взглядом, Лу Ма решил, что это один из ужасных моментов. Он знал – все знали, – что Кай Чжэнь и У Тун вместе шли к вершинам власти.
Пока, в ту минуту, цена за это не стала слишком высокой.
Он не думал, что когда-нибудь сможет пожалеть Кай Чжэня. Но лицо этого человека в тот момент, когда он посмотрел на У Туна, а потом медленно повернулся к дворцовой страже, было как у человека, страдающего от боли. «Несомненно, надо самому быть человеком нецивилизованным и жестоким, варваром, чтобы не среагировать на это», – подумал Лу Ма. Или, возможно, именно такая внутренняя реакция делала его неподходящим человеком для этого зала, для этого мира.
– Возьмите министра У, стражники, – голос первого министра звучал напряженно. – Арестуйте его по воле императора.
«Это тоже не совсем правильные слова», – подумал Ма. Он опустил глаза и стал смотреть в пол.
Они находились в доме главного судьи в южной части города. Дайянь не стал ждать, пока их хозяин разольет вино. Он прошел к жаровне и выпил три чашки, одну за другой. Вино было очень горячее, так любил Фуинь. Оно чуть не обожгло ему язык.
