Она села на край этого возвышения. У огня стоял один табурет. Она указала на него. Ни один из мужчин не сел. Цзыцзи прошел в переднюю часть комнаты, в сторону улицы. Он осторожно выглянул из единственного окна рядом с дверью. Повел ладонью из стороны в сторону: пока никого нет.
– У соседки сын работает в казармах. Нельзя, чтобы она нас услышала, – сказала девушка.
– Она вечно подкрадывается и подсматривает, – согласился Пань.
– Как ты сам? – фыркнула сестра.
– Он всего лишь мальчишка, – неожиданно вступился Цзыцзи. – Делает то же, что все мальчишки.
– Как будто вы что-то знаете о том, что он делает, – сказала она.
– Мы благодарны, – произнес Дайянь, – вам обоим.
– И что именно это значит? – холодно спросила она.
– Бянь! – тихо воскликнул ее брат, потрясенный.
– Нет, это законный вопрос, – сказал Дайянь. Они все говорили шепотом. Цзыцзи остался у окна, иногда посматривая на улицу. – Если мы выберемся отсюда, у вас не будет причин сожалеть о том, что помогли нам.
– Это точно, – сказала девушка и рассмеялась.
Двое интересных детей, подумал Дайянь. Ну, один – ребенок. А другая в том возрасте, когда выходят замуж, или почти в том.
– Ваши волосы? – спросил Цзыцзи. Неуместный вопрос, но на ее внешность трудно было не обратить внимания.
Она пожала плечами. И стала похожа на брата.
– Предки моей матери с запада. Из Сардии, как мы думаем. У них там такие волосы, как мне говорили.
– Сардия – это оттуда поставляли лучших коней, – сказал Дайянь.
– Неужели? – спросила она без всякого интереса. – Я слышала, девушек-певиц. Рыжие волосы дороже ценятся. Он хотел, чтобы я стала такой.
– Кто? Ваш брат? – спросил Дайянь. Еще одна картинка прояснилась. Он уже совсем протрезвел.
Она уставилась на него почти в полной темноте с удивлением. Потом кивнула.
– Не отец?
Она покачала головой.
– Очень приятная беседа, но нас всех убьют, если начнут ходить по домам, – заметил Цзыцзи. – Нам нужно найти выход.
– Они хотят окружить весь город, – уверенно произнес Пань. – Я слышал, как они это сказали.
– Двухсот человек не хватит, чтобы окружить Чуньюй, – сказал Дайянь. – Да еще если некоторые из них одновременно обыскивают дома… – он на мгновение задумался, потом объяснил, что хочет сделать.
Они чуть-чуть приоткрыли дверь, и Пань выскользнул из дома. Хотя они знали, что он там, они его почти не видели, он тенью пересек двор, потом перепрыгнул через деревянный забор (не открыв калитку) и исчез в ночи.
– Он быстрый, – заметил Цзыцзи.
– Он невозможный, – отозвалась его сестра.
Мужчины переглянулись.
– У меня нет вина, – ворчливо сказала она. Изменила позу, выпрямилась, сжав руки перед собой.
Дайянь мягко сказал:
– Нам не нужно вина. Если придут солдаты, мы выйдем сзади. Вас не свяжут с нами. Вам не нужно бояться… ни в каком смысле.
– Откуда вам знать, чего мне нужно бояться?
На это не существовало хорошего ответа.
– Простите нас, – сказал он.
– За что?
Он с опозданием начинал понимать. Эти двое – оба – были умными, сообразительными, совсем не похожими на детей ночного сторожа.
– Что ваш отец… он всегда работал на руднике?
Казалось, она борется с собой. Цзыцзи стоял у окна и наблюдал за улицей, идущей за маленьким садиком.
– Он был учителем, – ответила она. – Его уволили и заклеймили после того, как мой брат ушел в лес.
– Солдаты?
Она кивнула головой едва заметно.
– Почему ушел ваш брат?
– Его хотели забрать на работы для сети «Цветов и камней». Он подрался с теми, кто за ним пришел, сломал одному руку и убежал.
– И они наказали его отца? – спросил Цзыцзи от окна.
– Конечно, – ответила она. – Поставили ему клеймо на лоб на городской площади. «Отец преступника».
