Не ради нее. Она посмотрела на мальчика, стоящего на коленях и обнимающего рыдающую сестру.
— Тебя зовут Зири?
Он кивнул, глядя на нее снизу вверх. Его темные глаза казались огромными на белом лице.
— Мне жаль, но я вынуждена сообщить тебе: твои отец и мать погибли. Сегодня ночью нет легкого способа это сказать.
— Здесь убито очень много людей, доктор. Почему вы нас прерываете? — Это произнес у нее за спиной Бельмонте, и по-своему этот вопрос был справедливым.
Но гнев Джеаны не отпускал ее. Этот человек — джадит, и тот ужасный поступок тоже совершил джадит.
— Вы хотите, чтобы я рассказала об этом в присутствии детей? — Она даже не оглянулась в его сторону.
— После сегодняшней ночи здесь не осталось детей.
Она поняла, что это правда. И поэтому Джеана указала на человека в красной рубашке и сказала, хотя потом пожалела об этом:
— Этот человек изнасиловал их мать, которая вот-вот должна была родить еще одного ребенка. Потом он вонзил в нее свой меч, вспорол живот и оставил ее истекать кровью. Когда я пришла, ребенок уже выпал из раны. У него почти отсечена голова. Мечом. Еще до рождения. — Когда она произносила эти слова, ее затошнило.
— Понятно. — В голосе Родриго Бельмонте прозвучала усталость, которая заставила ее обернуться и взглянуть на него. Но она ничего не смогла прочесть на его лице.
Он еще секунду молча сидел на коне, потом сказал:
— Дай мальчику твой меч, Альвар. Этого мы не можем допустить. Только не в деревне, которую вальедцы обязаны защищать.
«А где бы вы это могли допустить?» — хотелось спросить Джеане, но она промолчала. Ей вдруг стало страшно.
— Этот человек — мой родственник, — резко произнес Гарсия де Рада, прижимая клочок грязной ткани к кровоточащей щеке. — Его зовут Паразор де Рада. Родственник министра, Бельмонте. Ты помнишь, кто…
— Замолчи, или я убью тебя!
Родриго Бельмонте в первый раз повысил голос, и не только Гарсия де Рада содрогнулся, услышав его. Джеана снова взглянула в лицо человеку, которого называли Капитаном, а потом отвела глаза. Ее ярость утихла, остались лишь горе и приступы тошноты.
Молодой солдат, Альвар, послушно подошел к мальчику, который все еще стоял на коленях рядом с ней, обнимая уже обеих сестер. Альвар протянул ему меч рукоятью вперед. Мальчик Зири посмотрел мимо Джеаны на Родриго Бельмонте, возвышающегося над ним на черном коне.
— Я даю тебе это право. Говорю это тебе при свидетелях.
Мальчик медленно встал и медленно взял меч. Юноша по имени Альвар был так же бледен, как Зири. И Джеана поняла, что сегодня ночью он впервые ощутил вкус битвы. На лезвии меча осталась кровь.
— Подумай, что ты делаешь, Бельмонте! — внезапно хрипло крикнул человек в красной рубашке и сапогах. — Такие вещи случаются во время войны, во время набега. Не делай вид, будто твои собственные люди…
— Войны? — В голосе Родриго звучала ярость. — Какой войны? Кто с кем воюет? Кто приказал совершить этот набег? Скажи мне!
Несколько долгих мгновений человек молчал.
— Мой родственник, Гарсия, — в конце концов, ответил он.
— Его должность при дворе? Его полномочия? Причины?
Ответа не последовало. Вокруг раздавались треск и шипение пожаров, и от пылающих домов исходил мрачный, жуткий свет, затмевающий звезды и даже луны. Теперь Джеана слышала рыдания, пронзительные звуки горя, доносящиеся из теней по краям пламени.
— Да простит тебя Джад и найдет для твоей души место в Его свете, — произнес Родриго Бельмонте, глядя на человека в красной рубашке. Его голос теперь звучал совсем по-другому.
Зири в последний раз поднял на него глаза, услышав это, и, очевидно, увидел то, что ему было необходимо. Он повернулся, шагнул вперед, держа в руках непривычный меч.
«Он никогда в жизни не держал оружия», — подумала Джеана. Ей хотелось закрыть глаза, но что-то не позволяло ей это сделать. Человек в красной рубашке не пытался убежать. В то время она приняла это за мужество, но позже решила, что он, наверное, был слишком изумлен происходящим, чтобы реагировать. Такого просто не могло произойти с благородными господами, играющими в свои игры в сельской местности.
Зири ибн Арам сделал два твердых шага вперед и вонзил одолженный ему клинок — неловко, но решительно — прямо в сердце человека, убившего его отца и мать. Тот страшно вскрикнул, когда лезвие вошло в него.
Джеана слишком поздно вспомнила о девочках. Ей следовало заставить их отвернуться, зажать уши. Они обе смотрели. Теперь они уже не плакали. Она опустилась на колени и прижала их к себе.
«Это я виновата в его смерти», — подумала Джеана. Теперь, когда ярость перестала двигать ею, это была ужасающая мысль. Внезапно она осознала, что находится здесь, за стенами Фезаны, чтобы стать причиной еще одной смерти.
