— Мой бедный друг, я передал ваше прошение, но боюсь, вам не стоит возлагать на него большие надежды; маленький король сейчас беднее вас, ведь у него, можно сказать, нет даже крыши над головой.
Он добавил немного пренебрежительно:
— Мне рассказали, что вы развлекаетесь разведением мулов. Так заработайте на продаже некоторых из них.
— Я подумаю над вашим предложением, — ответил Арман де Сансе с несвойственной для него иронией. — Несомненно, в наше время дворянин должен трудиться, а не полагаться на великодушие покровителей.
— Трудолюбие! Какое гадкое слово, — произнес маркиз, кокетливо взмахнув рукой. — Ну что ж, до свидания, дорогой кузен. Советую вам отослать сыновей в армию, а в мой полк — всю деревенщину, что скроена поладней. Прощайте! Тысяча поцелуев.
Карета, в окне которой виднелась машущая в прощальном жесте рука, удалилась, трясясь на ухабах.
— Не плачь, моя маленькая фея, не плачь! Ты слишком молода, чтобы тратить жизнь на любовную тоску!
— Но я его не люблю, — запротестовала Анжелика. — Напротив, я его ненавижу!
Как только девочка почувствовала себя лучше и решила, что может ускользнуть из-под присмотра Пюльшери, она отправилась на поиски колдуньи Мелюзины. Выбираясь из замка тайными ходами, чтобы ненароком не столкнуться с кем-нибудь, она выбирала пути, известные только ей и неведомые даже Гонтрану. Один из таких ходов, по которому приходилось пробираться ползком под градом камешков и комьев земли, вывел ее наружу, словно кролика из норы. Недалеко от лесной опушки, она проворно вскочила на ноги и поспешила к деревьям. Дождь уже кончился, но после недавнего ливня лес был наполнен шелестом падающих с листьев капель.
Анжелика знала, что колдунья должна быть у себя в пещере, вход в которую со стороны обрыва скрывала густая завеса тростника. Она спешила на встречу, потому что верила, Мелюзина сможет понять ее и вернуть все то, что отняли недавние гости: душевное спокойствие и сердечный мир… Воспоминание о высокомерном Филиппе заставило померкнуть в памяти неприятные новости, о которых ей поведала мать.
Мелюзина была у себя. Она стояла на коленях перед очагом и устраивала над пылающей горсткой углей облепленный сажей котелок с водой.
Анжелика давно заметила, что даже в сильные холода в пещере было тепло и сухо, словно стены из песка и соломы, поглощали влагу. Мелюзина дружила с природой.
Казалось, она знала, зачем пришла ее гостья. Но все равно внимательно выслушала пылкие объяснения Анжелики с легкой улыбкой на бледных губах, мешая лепестки и порошки в своем чайнике.
— Не плачь, моя маленькая фея. Ты еще подрастешь. Я открою тебе тайну, как жить в мире с любовью.
Улыбка исчезла с ее лица.
— Но это не означает, что любовь будет тебе дана.
Сквозь завесу душистого пара Анжелике чудилось, что подруга смотрит на нее строго и печально. Новый страх пришел на смену бурлившим в ее душе гневу и злобе.
— А что я должна сделать, чтобы заслужить любовь? — спросила она.
Мелюзина развеселилась и тихо засмеялась.
— Любовь — это наука, — прошептала она.
Анжелике казалось, что ее наивные вопросы вызывают у колдуньи жалость.
— Надо просто БЫТЬ ЖИВЫМ! ЖИТЬ и все. Жизнь — это тоже наука.
— Разве я живу? — грустно спросила Анжелика.
— О, да! Ты куда живее всех, кого я видела в нашем лесу.
Анжелика послушно выпила настой, приготовленный колдуньей. Она надеялась, что зелье принесет ей забвение.
— Послушай, я еще многому должна тебя научить. Приходи почаще. У тебя хорошая память, но ты не должна лениться. Ты можешь научиться чему угодно… если, конечно, захочешь учиться.
Похвалы Мелюзины, продиктованные любовью, показались Анжелике немного преувеличенными, но все равно обрадовали ее. Они звучали куда лучше вздохов и жалоб отца и Пюльшери.
Больше сеньоры дю Плесси не приезжали. Поговаривали, что они зазывали соседских мелкопоместных дворян присоединиться к принцу Конде и служить королю. Они устроили один или два праздника с большим пиром, затем вместе с новой армией отбыли в Иль-де-Франс. Вербовщики побывали и в Монтелу.
В замке только Жан Латник да один работник отправились добывать себе славу королевских драгун. Кормилица Фантина горько плакала, провожая старшего сына в дорогу.
— Он был таким добрым, а теперь превратится в такого же солдафона, как вы, — говорила она Гийому Лютцену.
