«Он заплатит мне за это», — подумала Анжелика.
Филипп начал спускаться вниз при свете фонаря, висящего у входа. Когда он подошел совсем близко, она вышла из тени винтовой лестницы.
— Как вы смеете так нахально отзываться о нас при лакеях? — раздался под сводами замка ее звонкий голос. — Неужели у вас нет никакого представления о дворянской чести? Без сомнения, это потому, что ваш предок был королевским бастардом. А вот наша кровь чиста.
— Ваша кровь не чище вашей грязной физиономии, — холодно возразил юноша.
Анжелика мгновенно ринулась вперед, собираясь впиться ногтями в его лицо. Но мальчик с недетской силой схватил ее за запястья и яростно оттолкнул к стене. Затем удалился той же неспешной походкой.
Оглушенная, Анжелика слышала только гулкие удары собственного сердца. Какое-то незнакомое чувство — смесь стыда и отчаяния — душило ее. «Я ненавижу его, — думала она, — и однажды я отомщу. Он будет стоять на коленях и просить у меня прощения».
Но сейчас она была всего лишь несчастной маленькой девочкой, спрятавшейся во тьме старого сырого замка.
Дверь скрипнула, и Анжелика узнала силуэт старого Гийома, который вошел, неся ведра с горячей водой для ванны молодого сеньора. Он заметил ее и остановился.
— Кто здесь?
— Это я, — ответила Анжелика по-немецки.
Наедине со старым солдатом, она всегда говорила на языке, которому он ее научил.
— Что вы здесь делаете? — спросил Гийом тоже по-немецки. — Холодно. Ступайте в гостиную слушать истории вашего дяди маркиза. Будет развлечение на целый год вперед.
— Я ненавижу этих людей, — мрачно произнесла Анжелика, забыв о том, в какой восторг ее поначалу привел приезд гостей и их рассказы. — Они наглые и совсем не похожи на нас. Они разрушают все, к чему прикасаются, потом уезжают в свои прекрасные замки, полные чудесных вещей, а мы остаемся ни с чем…
— Что случилось, деточка? — неспешно спросил старый Лютцен. — Ты не смогла пережить пары насмешек?
Анжелике становилось все хуже. Холодный пот струился по ее вискам.
— Гийом, ты, который ни разу не бывал при дворах всех этих принцев, скажи мне: когда встречаешь одновременно злого человека и труса, что нужно делать?
— Странный вопрос для ребенка! Ну, раз уж вы мне его задали, я отвечу, что злого человека нужно убить, а трусу дать убежать.
Он добавил после секундного раздумья, снова взявшись за ведра:
— Но ваш кузен Филипп не злобен и не труслив. Он просто слишком молод, вот и все…
— И ты, ты тоже его защищаешь! — пронзительно закричала Анжелика. — Ты тоже! Потому что он красив… потому что он богат…
Ее рот наполнился горечью. Она пошатнулась и, скользнув вдоль стены, упала без чувств.
У болезни Анжелики были вполне естественные причины.
Мадам де Сансе объяснила обеспокоенной дочери, что отныне подобное будет повторяться каждый месяц, до самой старости.
— Теперь я стану падать в обморок каждый месяц? — спросила Анжелика, удивленная тем, что ранее не замечала обязательных обмороков у знакомых ей женщин.
— Нет, это просто случайность. Ты скоро поправишься и привыкнешь к своему новому состоянию.
— Какая разница! До старости еще так далеко, — вздохнула девочка. — И когда я буду старой, у меня совсем не останется времени, чтобы лазить по деревьям.
— Ты отлично сможешь лазить по деревьям, — успокоила ее мадам де Сансе, которая всегда чутко относилась к своим детям и, казалось, разделяла огорчение Анжелики. — Но, как ты и сама понимаешь, сейчас самое время прекратить игры, которые не пристали ни вашему возрасту, ни благородному происхождению вашей семьи.
Она произнесла небольшую речь, в которой поведала о радостях материнства и каре, павшей на всех женщин в расплату за первородный грех, совершенный праматерью Евой.
«Теперь еще и это в придачу к нищете и войне», — вздохнула Анжелика. Растянувшись под одеялом и слушая шум дождя за окном, она ощущала смутную грусть, беспричинное беспокойство и сожаление, какое оставляет неожиданное поражение на пути к верной победе. Время от времени она думала о Филиппе и сжимала зубы.
«Я отомщу. Он заплатит за все».
После обморока, лежа в постели под присмотром Пюльшери, она даже не заметила отъезда маркиза и его сына.
Ей рассказали, что они не задержались в Монтелу. Филипп жаловался на клопов, которые мешали ему спать.
— А мое прошение, — спросил барон де Сансе, когда его важный родственник поднимался в карету, — вам удалось передать его королю?
