Как-то утром мессир де Сансе вернулся из замка дю Плесси с весьма озабоченным видом.
— Анжелика! — вскричал он, входя в столовую, где вся семья уже собралась и ждала его, чтобы сесть за стол. — Анжелика, ты здесь?
— Да, отец.
Он окинул критическим взглядом дочь, которая за последние месяцы еще больше выросла. Теперь Анжелика всегда ходила аккуратно причесанная, ее руки были чистыми, и все поверили в то, что девочка постепенно учится уму-разуму.
— Сойдет, — прошептал он.
Затем обратился к жене:
— Только представьте себе, все семейство дю Плесси: маркиз, маркиза, сын, пажи, слуги, собаки — все они только что приехали в замок. У них высокопоставленные гости — принц Конде со свитой. Я случайно наткнулся на них и почувствовал себя неловко. Однако кузен был любезен. Он меня окликнул, расспросил о новостях, и, знаете, о чем попросил? Привести к ним Анжелику, чтобы заменить одну из фрейлин маркизы, поскольку та оставила в Париже всех своих девушек, которые ее причесывают, развлекают, играют ей на лютне. Приезд принца стал для маркизы потрясением. Она уверяет, что теперь ей не обойтись без помощи миловидных камеристок.
— Но почему она, а не я? — воскликнула рассерженная Ортанс.
— Потому что было сказано «миловидных», — резко ответил барон.
— Однако маркиз нашел, что я умна.
— Но маркиза хочет, чтобы ее окружали миловидные молодые девушки.
— Ах! Это уже слишком! — закричала Ортанс, набрасываясь на сестру с кулаками.
Однако Анжелика предвидела выпад сестры и ловко отскочила в сторону. Сердце ее бешено колотилось. Она поднялась в большую комнату, которую делила теперь только с Мадлон и, выглянув в окно, приказала слуге принести ей ведро воды и лохань.
Анжелика тщательно вымылась, и долго расчесывала свои прекрасные волосы, которые носила распущенными, словно шелковый капюшон. Пюльшери принесла самое лучшее из всех ее платьев — то самое, в котором девушке предстояло отправиться в монастырский пансион. Анжелике оно очень нравилось, несмотря на довольно невыразительный серый цвет. Впрочем, ткань была совсем новой — ее купили у торговца сукном из Ньора специально по этому поводу. К тому же белый воротничок весьма оживлял строгий наряд. Ее первое длинное платье. Тетушка в умилении всплеснула руками.
— Моя маленькая Анжелика, тебя вполне можно принять за взрослую девушку. Может, стоит поднять волосы?
Однако Анжелика отказалась. Женский инстинкт подсказывал ей, что не стоит прятать такие прекрасные локоны.
Анжелика села на гнедого мула, которого отец велел оседлать для нее, и вместе с бароном отправилась в поместье дю Плесси.
Замок пробудился от волшебного сна. Как только барон с дочерью оставили мулов управляющему Молину и стали подниматься вверх по главной аллее, до них донеслись звуки музыки. Длинные борзые и маленькие гриффоны[66] резвились на лужайках. По дорожкам прогуливались господа с завитыми волосами и дамы в переливающихся платьях. Некоторые из них с любопытством поглядывали на бедного дворянина в костюме из грубой шерсти и девочку-подростка в наряде монастырской ученицы.
— Выглядит смешно, но хорошенькая, — сказала одна дама, играя веером.
Анжелика спросила себя, не к ней ли относились эти слова. Почему ее назвали смешной? Она внимательнее пригляделась к пышным ярким нарядам, отделанным кружевами, и среди них ее серое платье показалось ей неуместным.
Барон Арман совершенно не разделял смущения дочери. Его сильно тревожил предстоящий разговор с маркизом дю Плесси. Он собирался просить о снятии налога с четверти всех мулов и с четверти отлитого на руднике свинца. Для такого знатного дворянина, каким являлся барон де Ридуэ де Сансе де Монтелу это должно было быть парой пустяков. Но бедный барон понимал, что, прожив годы вдали от двора, он стал неловким, как простолюдин. Его пугали все эти люди — напудренные и благоухающие, чей разговор походил на щебет попугаев. И пока Арман де Сансе вместе с Анжеликой протискивался сквозь шумную разодетую толпу, он с грустью вспоминал старых друзей, которых больше не было и славные времена Людовика XIII, когда люди держались проще и естественнее.
С невысокого помоста, где расположились музыканты с виолами, лютнями, гобоями и флейтами, лились чистые, приятные звуки музыки. В большой зеркальной зале Анжелика увидела танцующих молодых людей и вдруг подумала, что, возможно, ее кузен Филипп среди них.
Тем временем барон де Сансе, пробрался вглубь залы и теперь низко кланялся, сняв старую фетровую шляпу с пером. Анжелике стало не по себе. «При нашей бедности гораздо уместнее было бы держаться гордо и с достоинством», — подумала она. Вот почему вместо того чтобы опуститься в глубоком реверансе, который они отрепетировали с тетушкой Пюльшери целых три раза, она словно остолбенела и смотрела прямо перед собой. Лица окружавших ее людей виделись как в тумане, но Анжелика знала, что, глядя на нее, все они умирают от желания рассмеяться.
Тишина, которую нарушали приглушенные смешки, внезапно стала полной, когда слуга объявил:
— Мессир барон де Ридуэ де Сансе де Монтелу.
Лицо маркизы дю Плесси покрылось густым румянцем, который она тщетно попыталась скрыть веером, а ее глаза засветились сдержанным весельем.
