ветра. Потом вдруг снова наступало затишье, и снова среди ночи раздавался жалобный стон женщины, а ее рука, словно срезанный цветок, бессильно падала на белую простыню.
Анжелика была до боли потрясена и в то же время словно околдована этим зрелищем… Она столько раз любовалась картиной, изображавшей Олимп, столько раз упивалась красотой открывшегося ей мира, исполненного какого-то страстного, величественного порыва, что в конце концов сцена, которую она сейчас наблюдала и смысл которой ей был ясен, как всякой девочке, выросшей на лоне природы, показалась ей прекрасной.
«Так вот она какая — любовь!» — думала Анжелика, и по ее телу пробегала дрожь ужаса и восторга.
Наконец любовники разжали объятия. Теперь они отдыхали, лежа рядом, бледные, словно мертвецы, погребенные в темном склепе. В блаженном предчувствии приближающегося сна их дыхание становилось все спокойнее. Оба они молчали. Первой шевельнулась женщина. Протянув белоснежную руку, она достала с консоли у кровати графин, где поблескивало темно-красное вино, и виновато улыбнулась.
— О, дорогой мой, я изнемогаю, — прошептала она. — Давайте выпьем русильонского вина, право, ваш лакей оказался весьма предусмотрителен. Налить вам бокал?
Мужчина что-то пробормотал из глубины алькова, выражая, видимо, свое согласие.
Дама, к которой, казалось, уже вернулись силы, наполнила вином два бокала и, протянув один мужчине, осушила свой с явным наслаждением. И вдруг Анжелика подумала, что и она бы не прочь сейчас лежать там, на этой постели, и смаковать жгучее вино Юга.
«Это горячительный напиток принцев», — мелькнула у нее догадка.
Сидеть на карнизе было очень неудобно, но Анжелика, поглощенная созерцанием этой сцены, ничего не замечала. Теперь она видела женщину всю, любовалась ее безукоризненно округлой грудью с лиловатыми сосками, изящной линией живота, длинными скрещенными ногами.
На подносе лежали фрукты. Женщина выбрала персик и вонзила в него свои зубки.
— Черт побери, кто смеет мешать нам? — вскричал вдруг мужчина и, легко перепрыгнув через свою любовницу, соскочил на пол.
Анжелика не слышала стука в дверь и, решив, что ее обнаружили, в смертельном страхе прижалась к башенке.
Когда она снова осмелилась заглянуть в окно, она увидела, что бог облачился в широкий коричневый халат и перепоясался серебряным шнурком. Ему было лет тридцать. Лицо у него оказалось не такое красивое, как тело, потому что длинный нос и жесткий, хотя и пламенный взгляд делали его похожим на хищную птицу.
— Я здесь с герцогиней де Бофор, — крикнул он, повернувшись к двери.
Глава 9
Невзирая на грозное предупреждение, в дверях появился лакей.
— Да простит меня его высочество! В замок только что пришел монах и настоятельно просит свидания с его высочеством принцем Конде. Маркиз дю Плесси счел необходимым незамедлительно направить монаха к его светлости.
— Пусть войдет! — помолчав, буркнул принц.
Он подошел к секретеру черного дерева, который стоял у окна, и открыл его.
Лакей ввел в комнату новое действующее лицо — монаха в сутане с капюшоном. С поразительной гибкостью отвесив на ходу несколько поклонов, монах подошел к принцу.
Он поднял голову, открыв свое смуглое лицо, и устремил на принца томный взгляд черных удлиненных глаз.
Появление духовного лица, казалось, ничуть не смутило женщину, лежавшую на постели. Она продолжала беспечно есть персики и только накинула на бедра шаль.
Принц, склонившись к секретеру, доставал из него большие конверты, запечатанные красным сургучом.
— Отец мой, — сказал он, не оборачиваясь, — вас прислал мессир Фуке?
— Да, лично он, ваше высочество.
Монах добавил еще какую-то фразу на непонятном певучем языке, Анжелика решила, что на итальянском. По-французски он говорил с легким акцентом, как-то по-детски пришепетывая, что, впрочем, придавало его речи некоторое очарование.
— Можно вполне обойтись и без пароля, синьор Экзили, — сказал принц Конде, — я и так узнал вас по приметам и по синему пятнышку в уголке глаза. Значит, вы и есть самый искусный в Европе специалист в столь трудной и тонкой науке, как яды?
— Ваше высочество мне льстит. Я лишь улучшил кое-какие рецепты, доставшиеся мне в наследство от флорентийских предков.
— О, итальянцы — мастера на все руки, — воскликнул принц Конде.
Он разразился смехом, который скорее напоминал ржание, но тут же его лицо снова приняло жесткое выражение.
— Эта вещь у вас с собой?
— Вот она.
Капуцин вынул из своего широкого рукава резной ларец ценного дерева и приложил палец к какой-то завитушке.
— Вот, смотрите, ваше высочество, надо только ногтем поддеть шею этого славного человечка с голубкой на ладони.
