порученному мне делу. Но доверие – это понятие совершенно другого порядка.
– В этом вы абсолютно правы! – согласился с ней Доминик. – Но Стефания никогда не совершает необдуманных поступков. Особенно при подборе персонала в свою фирму, даже на временную работу. Сдается мне, что ей известно о вас гораздо больше, чем вы полагаете. И она возлагает на вас особые надежды.
Такое предположение, равно как и то, что он произнес подряд несколько фраз, окончательно обескуражило Калли. Получалось, что ей так и не удалось убедительно сыграть роль квалифицированной и надежной сотрудницы. Более того, она до сих пор не сумела избавиться от ощущения собственной вины за развод с Питером, хотя и понимала, что корить себя за это глупо, особенно теперь, когда люди вокруг разводятся по самым нелепым причинам, не испытывая никаких угрызений совести. Какая же она, однако, закрепощенная! Нужно продолжать бороться со своими комплексами и предубеждениями, стараться жить в духе новых веяний и вообще постоянно самосовершенствоваться! Как Стефания…
Калли вздохнула, утомленная несвоевременными мыслями, и осторожно спросила:
– Она вам что-нибудь обо мне говорила? Впрочем, какую глупость я сморозила! Будто бы вам не о чем было больше поговорить, кроме как обо мне! – Калли сдавленно хихикнула.
– Мы обсуждали самые разные вопросы, – ответил со свойственной ему загадочностью Доминик. – А какого рода сведения о себе вы предпочли бы от нее утаить?
Калли приуныла. Уж лучше бы он сразу ее изнасиловал, чем битых полчаса выпытывал у нее заветные секреты!
– Мне в общем-то даже нечего от нее скрывать, – наконец промолвила осевшим голосом она. – Вряд ли какие-то факты моей биографии имеют для нее особое значение. Вот разве что… – Калли осеклась, охваченная внезапным приступом вины и стыда за все, что хоть как-то было связано с ее неудавшейся семейной жизнью.
– Продолжайте! – тихо сказал Доминик.
Калли напряглась, изо всех сил пытаясь устоять перед соблазном выговориться и наконец-то облегчить свою истерзанную душу. Правда, она сама спровоцировала его на откровенный разговор, и он, пусть и не очень охотно, все-таки пошел ей навстречу. Правда, о самом себе он почему-то не распространялся… Но какое это в конце-то концов имеет значение! Главное, что он ею заинтересовался. Жаль только, что в темноте нельзя разглядеть его лица и догадаться, насколько глубок и искренен его интерес к ее личным проблемам. А по той интонации, с которой он задавал ей вопросы, понять было ничего невозможно, голос его звучал тихо, ровно и совершенно бесцветно. К ее удивлению, Доминик опять спросил:
– Так что же именно вам бы хотелось утаить от Стефании?
Терпение Калли лопнуло, и она выпалила на одном дыхании:
– Да хотя бы то, что полтора года назад вся моя налаженная супружеская жизнь полетела кувырком, едва лишь я, вернувшись домой, застала в столовой своего муженька наедине с девицей, присматривавшей за нашей собачкой. То, чем они занимались, расположившись прямо на обеденном столе, трудно описать словами. Скажу только, что бедный песик забился с перепугу в чулан и страшно выл там и лаял…
– Какой конфуз! – воскликнул Доминик. – Я вам сочувствую.
Калли истерически расхохоталась:
– Как, однако, метко вы оценили ту нелепую ситуацию! Да, такой пассаж действительно поверг меня поначалу в ступор! Должна признаться, что потом мне стало дьявольски обидно и досадно. А теперь мне почему-то смешно.
Но Доминик вовсе не собирался смеяться вместе с ней. Напротив, он очень серьезно произнес:
– Насколько я понимаю, именно после того происшествия у вас и возникло ощущение своей неполноценности?
– Вы не вправе ставить мне это в упрек! – воскликнула Калли, задетая за живое его вопросом.
– Я только хотел обратить ваше внимание на то, что своими поступками ваш бывший муж наглядно продемонстрировал, как он сам относился к вам и к своему супружескому долгу.
Это был оригинальный взгляд на ситуацию, и он ей понравился. Не отдавая себе отчета в том, какую чушь она несет, Калли спросила:
– А вы были женаты?
– Нет, – немедленно последовал лаконичный ответ.
Сделай Калли после этого паузу и задайся вопросом, стоит ли ей продолжать совать свой нос в личную жизнь Доминика Колберна, она бы наверняка опомнилась и прекратила этот допрос. Но духота и темнота в кабине лифта так подействовали на нее, что она допустила еще одну бестактность, спросив у него без обиняков:
– А вам доводилось заставать женщину, которая хоть что-то значила для вас, в объятиях другого мужчины?
После непродолжительного молчания Доминик ответил:
– Нет.
Сложив руки на груди, она воскликнула, едва сдерживая смех:
– Тогда вы не можете судить, каково было мне лицезреть подобную сцену! Впрочем, вам и незачем над этим задумываться, ведь для таких, как вы, женщины настолько легкодоступны, что их можно менять даже чаще, чем галстуки.
– Весьма категоричное суждение! – заметил он.
– Но ведь справедливое? – парировала она.
– Пожалуй, – пробурчал Доминик.
