хозяевам лавки деньги, которые они заплатили лекарю.
В синих вечерних сумерках колокол на Ратуше возвестил об окончании рабочего дня. С приходом ночи заметно похолодало.
На краю площади ветер шевелил похожие на огненные лепестки огромного цветка красные угли — все, что осталось от костра. Подойдя ближе, Анжелика услышала голос господина Обена, который вместе со своими помощниками наводил на площади порядок. Она нерешительно приблизилась к нему, не зная толком, что именно хотела бы у него спросить.
Палач сразу же узнал ее.
— А, вот и вы! — сказал он. — Я вас ждал. Вот ваши тридцать экю.
Анжелика, ничего не понимая, смотрела на кошелек, который он ей протягивал.
— Я не смог его задушить, — с искренним сожалением произнес палач, — но это не моя вина.
Он наклонился к ее уху и прошептал:
— Кто-то завязал веревку узлом.
— Узлом?
— Да. Похоже, этот человек что-то заподозрил и завязал узел, чтобы осужденного нельзя было задушить — понимаете, петля не скользила, а мне уже пора было спускаться.
Палач медленно выпрямился и добавил:
— Думаю, эту шутку сыграл с нами тот монах с мрачным взглядом.
Он колебался, глядя на обращенное к нему бледное лицо женщины, словно спрашивал себя, нужно ли рассказывать остальное. По характеру палач не был болтлив, к тому же и боялся сказать лишнее. Но он все же решился заговорить — словно его подтолкнуло что-то, что было сильнее его неприязни к разговорам. Он снова наклонился к уху Анжелики.
— Сдается мне, колдун знал, что так случится. Когда он увидел меня с веревкой в руках, он сказал мне: «Слишком поздно! Уходи отсюда побыстрее, палач!»
Анжелике показалось, что она сейчас снова упадет в обморок. Слова палача наполнили невыносимым горем ее истерзанное сердце, в котором нежность к Жоффрею смешивалась с лютой ненавистью к монаху Беше. Такая душевная рана уже не затянется.
— Оставьте деньги себе, — сказала она ровным голосом.
Из тени эшафота вышла неприметная фигура капеллана. Он приблизился к Анжелике, но та в ужасе отступила — складки его сутаны источали тошнотворную вонь, смесь запахов жженого дерева и паленого мяса.
— Я знал, что вы придете, сестра, — сказал он. — Я ждал вас. И хотел заверить вас, что ваш муж, подле которого я находился все утро, умер, как истинный христианин. Он был готов к смерти и не противился воле Божией. Он не хотел расставаться с жизнью, но не боялся смерти. Несколько раз он повторил, что будет рад встретиться лицом к лицу с Творцом всего сущего. Мне кажется, огромным утешением для него была уверенность, что он узнает наконец… — голос аббата стал неуверенным и даже несколько удивленным, — узнает наконец, вертится ли Земля[70] .
— О! — воскликнула Анжелика, которую вызванный последней фразой гнев привел в чувство. — Как это на него похоже! Все мужчины одинаковы. Ему дела нет до того, что он оставляет меня в нищете и отчаянии на этой земле — вертится ли эта самая Земля или нет!
— Да нет же, сестра моя! Он много раз повторял: «Скажите ей, что я люблю ее. Она наполнила мою жизнь. Увы! В ее жизни я останусь лишь эпизодом; но я верю, что она сможет стать счастливой». И еще он просил передать, что хотел бы назвать ребенка Кантором, если родится мальчик, и Клеманс, если это будет девочка.
Кантор де Мармон, трубадур из Лангедока, и Клеманс Изор, муза «Цветочных игр» Тулузы…
Каким все это теперь казалось далеким! Насколько иллюзорным казался тот мир на фоне тех страшных часов, которые недавно пережила Анжелика! Она пыталась было вернуться в Тампль, но даже идти ей было трудно.
Несколько минут в ее сердце все еще держалась обида на Жоффрея, и эта обида придавала ей сил. Конечно, его, Жоффрея, не волновали разные там женские глупости — что она здесь заливается слезами, а душа ее стонет от боли. Ну не чепуха ли?.. Зато он, по ту сторону жизни, наконец найдет ответ на вопрос, который занимал его возвышенный ученый ум!..
И вдруг из глаз Анжелики хлынули слезы. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.
— О, Жоффрей, любовь моя! — прошептала она. — Теперь ты узнал, вертится ли земля… Будь счастлив в вечности!
Боль становилась все нестерпимее. Анжелика почувствовала, как в ее теле словно что-то оборвалось. Тогда она поняла, что происходит. Сейчас отойдут околоплодные воды. У нее начались роды. А до Тампля было еще далеко. Она заблудилась, пока плутала по городу, и, присмотревшись, поняла, что находится рядом с мостом Нотр-Дам.
По улице ехала телега. Анжелика окликнула возницу:
