инкрустацией из жемчуга, два кружевных чепца и ночная сорочка из тончайшего полотна, а также золотой футляр с тремя гребнями и футляр для щеток.
Щетки, инкрустированные белым и красным перламутром и украшенные золотыми арабесками, были подлинными шедеврами.
— Я заказала себе щетки из панциря черепах, которых ловят в теплых морях, — объясняла Анжелика, — а не из коровьих или, того хуже, ослиных копыт.
— Сразу видно, — с завистью вздохнула маркиза де Монтеспан. — Ах! Все бы отдала, лишь бы стать обладательницей таких же прелестных вещиц! Но что говорить, я и так чуть не заложила свои драгоценности, чтобы выплатить последний карточный долг. Хорошо еще, что я этого не сделала. Как бы я тогда появилась сегодня в Версале? Месье де Ватадур, которому я должна тысячу пистолей, подождет. Он порядочный человек.
— Но вы же получили место фрейлины королевы! Разве эта должность не приносит доход?
— Пф-ф! Не доход, а слезы! Я вдвое больше трачу на туалеты. Только представьте, две тысячи ливров ушли на костюм, в котором я танцевала в балете «Орфей»[18] — это сочинение месье Люлли. Его недавно ставили в Сен-Жермен. Ах! Это было восхитительное зрелище. Но особенно удачным получился мой маскарадный костюм. Впрочем, балетный не хуже. Я представляю нимфу, у моего платья необыкновенная отделка, которая изображает водные растения. Король, разумеется, представлял Орфея. Мы с ним открывали балет. Бенсерад отметил это в своей хронике. А еще о нас написал поэт Лоре.
— Сейчас много говорят о внимании, которое уделяет вам король, — заметила Анжелика.
Чувства, которые мадам де Монтеспан внушала Анжелике, трудно было назвать искренне теплыми. Маркиза дю Плесси немного завидовала подруге, хотя в привлекательности обеих обнаруживались сходные черты: они принадлежали к древним благородным семьям Пуату, у обеих был веселый нрав, гордая походка, плавная речь. Но рядом с Атенаис Анжелика, обычно непосредственная в общении, смущалась, говорила себе, что «стоит на одну ступеньку ниже», и предпочитала молчать. Мадам дю Плесси отдавала дань искусному красноречию мадам де Монтеспан: самые нелепые мысли она преподносила столь безупречно, таким прелестным языком, что все попадали под ее обаяние. Красноречие урожденной Мортемар, не лишенное известной простоты и при этом отличавшееся безусловным изяществом, неизменно вызывало восхищение, хотя Атенаис порой высказывала самые циничные мысли. Это был особый семейный дар, который называли «остроумием Мортемаров».
Обе сестры мадам де Монтеспан, мадам де Тианж и Мари-Мадлен, очаровательная аббатиса Фонтевро[19], и ее брат, герцог де Вивонн, искусно владели этим языком. Многие опасались Мортемаров, однако не переставали восторгаться их речами.
Семья Мортемар де Рошешуар принадлежала к высшей знати. Анжелика де Сансе, чей род, как полагалось, был внесен в гербовник провинции, не могла не восхищаться историей одного из самых знатных домов Пуату. Некогда король Эдуард Английский отдал в жены сеньору Мортемару свою дочь. Крестным отцом и крестной матерью нынешнего герцога де Вивонна были король и королева-мать.
В голубых глазах мадам де Монтеспан сверкала фамильная гордость. Глядя в них, нельзя было не вспомнить несколько безумный девиз рода Мортемаров:
Но это не помешало Атенаис явиться в Париж практически без денег, с одной лишь старой каретой. История ее брака стала историей бесконечных денежных затруднений. Молодая женщина, отличавшаяся небывалой гордостью и более чувствительная, чем кто-либо мог предполагать, очень страдала от вечной нехватки средств и порой даже плакала.
Анжелика, как никто другой, знала, сколь унизительны трудности, с которыми сталкивается знаменитая мадам де Монтеспан, потому что не раз успокаивала вспыльчивых кредиторов, ссужая необходимую сумму, которую не надеялась вернуть, как не надеялась и услышать слова благодарности. Но это не мешало Анжелике испытывать несомненное удовольствие, превращая Монтеспанов в своих должников. Она порой размышляла об их странной дружбе, отлично понимая, что в сущности Атенаис весьма неприятная особа и что из элементарной предосторожности имеет смысл держаться подальше от этой землячки. Но жизненная сила Атенаис притягивала Анжелику. Странное чутье всегда влекло ее к людям, «обреченным» на успех. А мадам де Монтеспан относилась именно к таким персонам. Ее амбиции были столь же необъятны, как море, раньше которого появилась их семья, так что безопаснее держаться на ее стороне и позволить волнам нести себя, чем противостоять мощнейшему встречному течению.
Со своей стороны Атенаис находила удобным во всех отношениях иметь щедрую подругу с солидным состоянием, основанным на удачной коммерции, подругу, которую можно принимать без малейшего ущерба для себя. Несмотря на красоту, Анжелика не могла затмить Атенаис.
Услышав намек на милость короля, мадам де Монтеспан несколько расслабилась, и ее лицо, на котором в тот вечер лежала печать серьезной заботы, вновь стало умиротворенным.
