равно поймают. Она считает меня своей собственностью и может делать со мной все, что захочет.
– Но нельзя же сидеть сложа руки. У меня было время подумать обо всем, Натан, и я кое-что придумала.
– Глори, это бесполезно.
– Слушай меня! Мы должны попытаться. Отец хотел бы, чтобы мы попробовали что-нибудь предпринять.
Натан тяжело вздохнул и взглянул на спокойные воды лагуны. Они с Глори стояли под дубами, среди густых зарослей, прятавших их от острых глаз надсмотрщика.
– Думаю, что ты права. Как всегда, права.
– У отца есть друг, капитан Николас Блэкуэлл. Он прибудет в конце месяца. Если мы наведем справки у рабов, то сможем узнать, когда капитан окажется в Чарлстоне. Его судно пробудет в городской гавани три дня, но мы отправимся к нему за день до отплытия. Уверена, можно добраться до Чарлстона прежде, чем нас хватятся.
– Он отвезет меня на Север? – спросил Натан.
– Я… я не знаю. Блэкуэлл уже отругал меня однажды, и я думаю, что не нужно рисковать и говорить ему всю правду. Я скажу, что в нашей семье произошло нечто неординарное. Несколько моих родственников и в самом деле живут на Севере, поэтому он должен поверить. Нужно сыграть на его верности памяти отца.
– А как ты убедишь его взять с собой и меня?
– Скажу, что взяла тебя в качестве своего защитника. – Девушка улыбнулась брату. – После того, что случилось с тобой за последнее время, ты, должно быть, сумеешь сыграть роль раба.
На этот раз улыбнулся Натан.
– Да, мисс Глори, – сказал он, подражая протяжному южному говору, – все, что скажете, госпожа.
– Вижу, что ты справишься.
– А ты уверена, что будешь в безопасности с этим… капитаном Блэкуэллом?
Глори вспомнился страстный поцелуй высокого капитана, лихорадочный блеск его глаз той ночью на дороге, и ее щеки запылали.
– Я буду в безопасности, – ответила девушка, хотя сама не знала, хочется ли ей этого.
Натан сжал руку сестры.
– Хорошо, мы попытаемся. Говори, что я должен делать.
Как и предполагалось, Глори узнала о приезде капитана в Чарлстон от рабов. Он направлялся в Нью-Йорк с партией сахара и табака.
– Корабль причалил сегодня утром, – сообщила своей госпоже Плэнти, предварительно убедившись, что в комнате больше никого нет. – Не нравится мне все это, девочка. – Плэнти укоризненно покачала головой, ворча, как наседка над цыплятами. – Не нравится мне, что ты убегаешь из дома совсем одна.
– Я буду с Натаном, – напомнила ей Глори, – и потом, я скоро вернусь. Как только отвезу брата в Нью- Йорк, поплыву домой на первом же почтовом судне. Благодарю Бога за то, что отец обеспечил нас деньгами. У Натана их достаточно, чтобы завершить образование, да и мне не придется сидеть на шее у матери.
– Без тебя на нее свалятся все дела по управлению поместьем, девочка моя.
– Она справится. Мама не хуже разбирается во всех этих делах, чем отец. И потом, к моему мнению она совсем не прислушивается, предпочитая в качестве советника Джонаса Фрая. Вот уж кого отец стал бы слушать в последнюю очередь!
– Мне кажется, ты права. Хорошо, что ты хочешь помочь Натану. Этот Фрай возненавидел мальчика. У него хватает наглости говорить, что сын покойного хозяина всего лишь жалкий ниггер. Твоему папеньке это очень не понравилось бы.
– Надеюсь, все пройдет, как задумано, – сказала Глори. – Мы с братом должны быть в Чарлстоне в четверг утром, перед самым отплытием «Черного паука».
Но все прошло не так гладко. Погода испортилась. Хотя воздух был влажным и теплым, небо затянули тучи, время от времени прорываемые молниями. Глори подождала, пока все в доме уснут, надела черное, отделанное плессировкой дорожное платье. Зачесав волосы назад и надев шляпку, она захватила легкую накидку и тихо спустилась по лестнице для слуг к задней двери.
– Удачи тебе, девочка моя, – прошептала Плэнти, заключая Глори в объятия. – Обещай, что будешь осторожной.
– Обещаю. Ни о чем не волнуйся. Плэнти только кивнула. Стоя у открытой задней двери, она смотрела, как Глори пробирается к конюшням.
В конюшне, около двуколки с брезентовым верхом, девушку ждал Натан в рваной рабочей одежде и шляпе с обвисшими полями, натянутой на самые уши. Для маленькой двуколки было достаточно одной лошади. Молодые люди уселись, и Натан взялся за вожжи.
– Сначала я решила, что непогода помешает нам, но сейчас думаю, что, наверное, это к лучшему. Нас вряд ли кто увидит под покровом темноты, а дорогу так развезло, что, скорее всего, мы не встретим на ней ни души.
– Только бы этот дождь не натворил бед, – засомневался Натан, – по дороге очень трудно ехать.
Дождь усиливался под неистовое завывание ветра. Несколько раз приходилось останавливаться, чтобы убрать с дороги тяжелые сучья и холмики грязи, нанесенной потоками дождя. За несколько недель каторжного труда на рисовых полях мышцы юноши укрепились, а волдыри превратились в мозоли. Когда неподалеку от Чарлстона двуколка увязла в грязи, Натан без труда вытащил ее, что раньше вряд ли смог бы сделать.
Когда они выехали на Митинг-Стрит, уже почти совсем рассвело. Свернув на Трэдд-Стрит, двуколка покатила к пристани Саут Эджерс, где виднелись мачты «Черного паука».
– Поспешим, Натан, – умоляюще произнесла Глори. – Он вот-вот отчалит. – Сердце девушки бешено стучало. Дождь сильно задержал их в дороге. Еще несколько минут, и им пришлось бы возвращаться. – «Кто-нибудь рано или поздно обнаружит двуколку, но мы к тому времени будем далеко».
Выскочив из экипажа, брат с сестрой бросились к трапу. Глори бежала впереди, ее одежда промокла и прилипала к телу, несколько мокрых прядей выбились из-под шляпы. Бежавший позади Натан нес ее большой саквояж и свою маленькую сумку. Ветхая, изорванная одежда и мускулистое тело делали его неотличимым от любого другого чернокожего.
Над высокими мачтами корабля носились чайки. Их пронзительные крики и суматоха людей на палубе привлекли внимание девушки, осторожно ступавшей по узкой дощечке, переброшенной с пристани на корабль.
Глори заметила Николаса издалека, хота неясные контуры его фигуры были едва различимы на фоне сумеречного неба. Широкие плечи, высокий рост и благородство фигуры выделяли капитана среди окружающих. На какой-то миг девушку охватила робость. Как подойти с просьбой к этому человеку, с безаппеляционной строгостью отдающему приказы команде? Но, вспомнив о Натане, Глори расправила плечи и направилась к капитану, попросив сводного брата оставаться в тени.
Изумление, появившееся на загорелом лице Блэкуэлла, тотчас сменилось беспокойством, и он заспешил навстречу девушке.
– Глори, в чем дело? – воскликнул он, вглядываясь в ее усталое лицо и перепачканную одежду. – Что- нибудь случилось? – Он взял мокрые руки Глори в свои, и с беспокойством заглянул в глаза. Девушка с удивлением заметила в ухе капитана золотую серьгу.
– Мне необходимо поговорить с вами, капитан.
– Конечно. Следуйте за мной. – Они спустились в небольшую каюту, и Глори с облегчением сняла, промокший плащ и шляпу. Николас повесил вещи девушки на спинку стула и зажег большую керосиновую лампу, стоящую рядом с койкой, хотя сквозь стекла иллюминатора начинали проникать первые лучи восходящего солнца. Каюта содержалась в образцовом порядке, и только несколько книг, судовой журнал и карты говорили о том, что это рабочее место Блэкуэлла.
Николас налил из хрустального графина немного бренди, и, протянув стакан девушке, уселся на край койки лицом к гостье.
– А теперь рассказывайте, что все это значит.
