– Но мой сын не мог умереть. Николас, прошу тебя. Я сделаю все, что ты захочешь, только скажи, что это неправда. – Лицо Глори исказила такая мука, что мужчина не смог выдержать ее взгляда.
– Мне жаль. Очень жаль.
– Не-е-е-т! – дико закричала несчастная мать, пытаясь подняться. Глори извивалась всем телом, молотила мужа руками и ногами так, что тот едва удерживал ее в постели. Наконец, женщина затихла. Встретившись взглядом с Николасом, она тяжело упала назад на подушку и горько зарыдала. Капитан тихо сидел рядом с женой, обхватив голову руками. Ему показалось, что Глори рыдала целую вечность. Пытаясь успокоить любимую, Николас обнял ее за плечи.
– Отойди от меня! Отойди и оставь одну! Во всем виноват только ты, слышишь? Только ты!
– Послушай меня, Глори.
Женщина вырвалась из объятий мужа.
– Послушать тебя? Тебя? Всякий раз, когда я слушала тебя, когда верила тебе, случалось что-нибудь ужасное. Никогда больше я этого не сделаю. Никогда!
Николас выпрямился. В словах жены прозвучала страшная правда. Он взглянул в ее лицо, стараясь увидеть хоть тень былого чувства. Капитан понял: его мечта снова завоевать любовь Глори умерла вместе с их ребенком. Она никогда больше не будет ему верить, никогда не полюбит. От резкой боли в груди ему стало трудно дышать. Остановившись у двери, Николас бросил на жену долгий прощальный взгляд и медленно вышел из каюты.
Ребенка похоронили в море. Так захотел капитан, ведь мальчик был его сыном. Николас понимал, что Глори предпочла бы аккуратную могилку на склоне тихого холма, но даже в этом утешении ей было отказано.
Спустя неделю судно вошло в порт Нью-Рошелла, где супруги сошли. Николас нанял экипаж, и они отправились в Тэрритаун. За всю дорогу Глори произнесла лишь несколько слов. Она казалась измученной и то и дело плакала.
В Блэкуэлл Холле все было готово к приезду новобрачных. Брэд перевез мать в городскую квартиру, расположенную недалеко от Бродвея. Капитан был благодарен сводному брату за заботу.
Блэкуэлл Холл, огромное поместье, раскинувшееся у подножия холма рядом с рекой Гудзон, с отъездом мачехи, казалось, обрело иной вид, став более светлым и гостеприимным. Блэкуэлл был здесь хозяином вот уже пять лет, хотя не прожил в этих местах в общей сложности и недели, часто задаваясь вопросом, зачем купил это поместье. Капитану никогда не нравилась излишняя роскошь. Огромному дому из мрамора, построенному в готическом стиле, вполне соответствовал и внутренний интерьер: высокие сводчатые потолки, рельефные украшения на стенах, широкие окна из цветного стекла. Мебель была главным образом европейского происхождения, обитая богатой парчой и мягким бархатом.
Николаса привлекла не красота дома, а земли поместья. Прекрасные строгие сады, живописные лужайки, спускающиеся к реке, а главное – хорошие выгулы и конюшни, где капитан собирался разводить породистых скакунов.
Николас мечтал о том, как на этих цветущих лугах будет резвиться сын. Но теперь его нет, и окружающее великолепие делало капитана еще несчастнее.
– Я хочу развода, – сказала Глори, и ее слова отозвались гулким эхом в мраморных стенах гостиной. За две недели, что прошли в Блэкуэлл Холле, Николас всего несколько раз слышал голос жены. Она стояла на пороге, одетая во все черное, судорожно сцепив руки.
– Почему? – спросил капитан, поднимаясь со стула.
– Я не люблю тебя. Ребенок умер, и больше нас ничего не связывает. – Глори сказала это с таким равнодушием, что у Николаса больно сжалось сердце.
– Что ты будешь делать, если я дам согласие на развод?
– Вернусь в Бостон.
– Чтобы выйти замуж за Джорджа Макмиллана?
Женщина пожала плечами.
– Может быть.
– Нет, – только и смог произнести Николас. Когда Глори повернулась и ушла так спокойно, словно ничего не говорила, мужчина выскочил из гостиной, громко хлопнув дверью, и направился к конюшне.
Долгие прогулки верхом стали для него единственным утешением в эти прохладные зимние дни. Возвращаясь с наступлением темноты, Блэкуэлл находил жену в ее комнатах наверху. С каждым днем Глори становилась все тоньше и бледнее. Николас был обеспокоен состоянием жены. Стараясь сделать ей хоть что-то приятное, он предложил пригласить тетушку или Натана.
– Нет, спасибо. Я уверена, у них хватает своих забот. И потом, сейчас мне не нужно никаких развлечений.
Спустя несколько дней Глори снова заговорила о разводе, и капитан почти было согласился, хотя не верил, что это поможет ее горю. Николас не знал, как поступить.
Они пробыли в Блэкуэлл Холле уже около месяца, когда приехал Брэдфорд Сент Джон.
Блэкуэлл написал брату несколько писем, в которых рассказывал о печальных событиях в поместье и просил совета. Вместо ответного письма Брэд приехал сам.
Николас крепко обнял брата.
– Господи, как я рад тебя видеть!
– Я тоже.
– Пойдем, познакомлю тебя с женой.
Поднявшись в комнату, расположенную на верхнем этаже, братья застали Глори у камина с вышивкой в руках. Блики падали на исхудавшее лицо, размывая его очертания, и даже роскошные льняные волосы молодой женщины не излучали блеска, как раньше.
– Глори, это мой брат Брэдфорд. Я рассказывал тебе о нем, помнишь?
Она, казалось, была озадачена.
– Я… я не уверена.
Николас почувствовал тяжесть на сердце.
– Брэд, познакомься, это Глори, моя жена.
Женщина протянула руку, и Брэдфорд поднес к губам ее тонкие пальцы.
– Рад, что мы, наконец, познакомились.
– Да… Как, вы сказали, вас зовут?
Капитан едва не застонал от душившего его отчаяния.
– Его зовут Брэдфорд. Брэдфорд Сент Джон.
– Брэд. Какое хорошее имя. – Опустив глаза, Глори снова взялась за вышивание.
Блэкуэлл жестом поманил брата к двери. Жена смотрела ему вслед. Немного задержавшись на пороге, Николас оглянулся, словно хотел что-то сказать. Несмотря на пережитое, он выглядел таким же красивым, как всегда, и на какой-то миг Глори показалось, что они вернулись на необитаемый остров. Но ее мозг спокойно переключился на другие мысли, когда Николас закрыл дверь.
Тонкий крючок из слоновой кости снова задвигался, создавая на салфетке кружевной узор. Вышивать Глори научилась у матери незадолго до бегства из поместья Саммерфилд. Все еще не хватало опыта, и приходилось стараться, чтобы стежки выходили ровнее, но это нехитрое занятие давало хоть какое-то утешение и спасение от отчаяния.
В камине тихо потрескивали дрова, в ставнях свистел холодный ветер. Небо затянули черные тучи, предвещая бурю. Мысли путались. Глори почти физически ощущала присутствие маленького черноволосого младенца, похожего на отца. По коже пробежали мурашки, стало трудно дышать. Почему это случилось? Им так не хватает ребенка! Действительно ли кто-то виноват в его смерти?
Внутренний голос твердил: нет. Во всем виновата ты одна. Нужно было лучше заботиться о нем. Прикусив губу, чтобы не расплакаться, молодая женщина опустила глаза на тонкий узор вышивки и, твердо решив не думать об этом, снова принялась за работу.
Спустившись по широким ступеням лестницы, братья вошли в кабинет, обшитый панелями орехового дерева, со стеллажами, полными книг. Стараясь скрыть волнение, Николас налил бренди.
– Я не знаю, что делать. – Капитан сделал большой глоток, от которого по телу разлилось приятное, успокаивающее тепло. – Она угасает с каждым днем.
