– Тише. Вы упали в обморок, – мягко объяснила Энн, посмотрев на Джексона, который наклонился вперед, отвязал одной рукой вожжи и хлестал лошадей. – Мы везем вас к доктору. Вы поправитесь.
– Нет, – простонала она, замотав головой из стороны в сторону. – Я не могу. Моя очередь… Она пропадет… Нет, – разрыдалась она, из последних сил пытаясь подняться, чтобы вернуться на прежнее место.
– Прекратите. Вам нельзя. – Слегка растерявшись от столь неожиданной реакции, Энн попыталась утихомирить женщину, прижав ее к сиденью.
Та начала сопротивляться, но мгновенно выбилась из сил. Грязными ногтями она вцепилась в платье Энн.
– Моя земля, – простонала она, ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий. – Я почти достигла цели… – Ее голос был настолько слаб, что Энн пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его в вое ветра и немыслимом гвалте лагеря. – Уже подходила… моя очередь.
Энн высвободилась из хватки женщины и сильнее смочила платок, на ухабе расплескав немного воды себе на юбку. Она быстро посмотрела вперед, затем на Джексона.
– Сколько еще ехать? – Она была дочерью врача, но ей ни разу не доводилось ухаживать за больным. – Она не в себе, сокрушается по поводу того, что потеряла место в очереди на землю. Ей нужны покой и отдых, но я не могу ее в этом убедить. – В голосе Энн слышалось отчаяние, отчасти передавшееся от женщины, а отчасти вызванное ее собственной беспомощностью.
– Вот. – Он вынул из кармана листок бумаги и протянул его Энн. – Отдайте ей. Это ее успокоит.
– Что это? – нахмурившись, спросила Энн.
– Регистрационное свидетельство. Тпру! – Он осадил лошадей перед навесом. – Ведь она стояла в очереди ради него и теперь сможет официально принять участие в субботних гонках. – Он привязал вожжи к коновязи и спрыгнул на землю.
– Но… – Энн вспомнила постоянно удлинявшуюся вереницу людей под палящим солнцем, – ведь оно ваше.
Он коротко улыбнулся, вынимая из экипажа еще не пришедшую в себя женщину.
– Я достану другое.
Он стоял, держа на руках безжизненное тело. Энн только сейчас закупорила флягу и выбралась из экипажа, сражаясь с многочисленными юбками и не замечая протянутой руки спешившегося ковбоя- телохранителя. Когда она приблизилась к Стюарту, ее обтянутая перчаткой рука все еще сжимала драгоценный клочок бумаги.
– Каким образом? Не будете же вы стоять в этой очереди?
Его взгляд скользнул по лицу Энн – она беспокоилась за него. Обрадовавшись, он хотел было заставить ее поволноваться подольше, но передумал.
– В этом нет нужды: если есть деньги, то свидетельство можно купить. Вы удивитесь, узнав, сколько людей из этой очереди продают свои свидетельства, а потом снова становятся в хвост.
– Зачем? – Она не могла представить себе мучительного выстаивания в очереди.
– Чтобы заработать.
Он внес женщину под навес и уложил на свободную койку. Продолжая протестующе бормотать, та попыталась подняться, но он ласково уложил ее обратно и, взяв клочок бумаги у Энн, вложил ей в руку.
– Вот ваше свидетельство.
Женщина с трудом сосредоточила на нем взгляд. Из-под слоя грязи на ее лице проступило облегчение – ей больше не надо было бороться.
– Спасибо, – прошептала она, сотрясаясь от рыданий. Слез у нее уже не осталось.
– Я положу его к вам в сумочку.
Он ослабил ремешок, стягивавший запястье женщины, сунул свидетельство внутрь и вложил ридикюль ей в руку. Крепко прижав сумочку к груди, она закрыла глаза.
Какой-то человек в рубашке с закатанными рукавами и в клетчатой жилетке, туго натянутой на круглом животе, подошел к койке, отирая пот с обрамленных бакенбардами щек. Он равнодушно взглянул на женщину.
– Солнечный удар, – буркнул он и посмотрел на Энн со Стюартом. – Родственники?
– Нет, – ответила Энн. – Думаю, она здесь одна.
– Очередная одиночка. – Он устало поморщился. – Им приходится труднее всех. Люди забыли о благородстве после первого же дня. Теперь каждый – или каждая – думает только о себе. – Он провел намокшим от пота носовым платком под воротником рубашки. – Ее имя?
– Не знаю, – призналась Энн с оттенком грусти.
Он вздохнул и тряхнул головой, в его кривой усмешке было что-то скорбно-циничное.
– Неизвестный мужчина уже умер сегодня от солнечного удара. Мы до сих пор пытаемся отыскать кого- нибудь, кто бы знал его имя. – Тут он, похоже, оживился. – Что ж, вы свое дело сделали. Теперь мой черед помочь ей по мере сил. Хотя особо тут не разбежишься. Я один. Никого больше не осталось. Все хотят участвовать в гонках и получить свой надел – или погибнуть.
Нащупав пульс женщины, он вынул из жилетного кармана золотые часы и открыл их. Энн онемела от такого равнодушия. Где же сострадание, участие? Неужели эти знойные прерии высосали их из него так же, как из тех, кто стоит в очереди?
– Он прав, миссис Морган. Вы больше ничего не сможете для нее сделать. – Джексон Стюарт легонько
