– Теперь он точно занесет меня в свой черный список. – Кит попыталась улыбнуться.
– Когда он впервые узнал об этом от меня, он, пожалуй, занес тебя в свой кондуит. Но теперь, мне кажется, он сменил гнев на милость. – Беннон пристально посмотрел на Кит. Он подозревал, что за кажущейся беспечностью она прячет тревогу. Что думает о ней Старый Том, меньше всего имеет к этому отношение.
– Твой отец всегда был удивительно терпимым к людям, Беннон.
– Работа на земле научила его этому. Она всех нас заставляет не принимать решений сгоряча. Земля вертится медленно, не следует обгонять ее.
– Это верно, – согласилась Кит и, взяв кочергу, поворошила ею головешки, взорвавшиеся фейерверком искр. – А ты, Беннон? Все еще сердишься? – Но ее быстрый взгляд сказал ему, что он может не отвечать, ибо для Кит это уже не столь важно.
И все же он ответил:
– Я никогда не сердился на тебя, Кит. Просто мне не по душе твое решение.
– Понимаю. – Кит поставила кочергу на место, быстро отошла от камина и остановилась у торшера рядом с креслом Старого Тома.
Беннон хотел попросить ее вернуться к камину, где тепло, но вдруг понял, что она так возбуждена, что ей трудно оставаться на одном месте.
– Что мучит тебя, Кит?
– Разве это заметно? – Она нерадостно улыбнулась и с деланным безразличием провела пальцем по бронзовому корпусу лампы. И тут же снова отошла.
– Да.
Кит остановилась перед ремингтоновской статуэткой из бронзы.
– Если бы тебе вдруг предстояло совершить прыжок в неизвестность, что бы ты сделал, Беннон?
Он на мгновение нахмурился, словно раздумывая.
– Прыгнул бы.
– Так просто?
– Если надо прыгнуть, зачем тянуть?
– А если вопрос стоял бы так: можешь прыгнуть, а можешь и не делать этого? – продолжала Кит, беспокойно двигаясь по комнате.
Беннон, сощурившись, взглянул на нее.
– Ты не из тех, кто отказался бы прыгнуть, Кит.
Она остановилась и, склонив голову набок, внимательно посмотрела на него.
– Ты в этом уверен, Беннон?
– Ты сильная, у тебя есть воля.
– Не уверена, что это комплимент.
Кит подошла к открытому фортепьяно и нажала на клавишу.
– Я просто сказал то, что думаю, – потягивая кофе и не сводя глаз с Кит, ответил Беннон. Он решил не нарушать первым неожиданно возникшего молчания, однако, когда Кит не продолжила разговора, спросил: – Что за решение ты должна принять, даже не зная его последствий?
Она быстро взглянула на него и пожала плечами.
– В некотором роде речь идет о славе.
– И она тебе нужна?
– Возможно. – Кит села на край скамеечки перед фортепьяно.
– Ну что ж, тогда прыгай. – Беннон смотрел в кружку, и Кит заметила, каким жестким стало его лицо. Он снова отхлебнул глоток кофе.
– Тебе не кажется, что это грубо? – ответила Кит резче, чем хотела.
– Возможно. Но, мне кажется, ты этот вопрос решила еще тогда, когда уехала в Голливуд.
Не грех напомнить ей об этом. Теперь Кит пополнила ряды тех, кто приезжает в Аспен лишь для того, чтобы отдохнуть и развлечься. Решение продать ранчо подтверждает это.
– Когда я уезжала, у меня были совсем другие планы, – вздохнула Кит и повернулась к фортепьяно.
– Другие планы или просто боязнь сцены? Ты всегда ужасно волновалась перед выходом, – напомнил ей Беннон.
– Да, всегда, – призналась Кит с еле заметной улыбкой и принялась одним пальцем наигрывать детскую рождественскую песенку. – Это первое, что научила меня играть твоя матушка. Я любила приходить к вам эти два дня в неделю. И не только из-за уроков музыки. Просто мне нравилось бывать в вашем доме.
Когда Кит открыла ноты и попыталась сыграть незамысловатую мелодию, Беннон невольно подошел к фортепьяно.
Какой знакомой показалась ему эта картина: стройная фигурка девочки, склоненная над клавиатурой, отблески солнца на золотистых волосах, необычайная сосредоточенность на лице.
