А снаружи меня ждали с визитом.
Я порадовался, что Старший Мыш вышел со мной. Потому что это уже пришли не боевики, а, я не знаю, наверное, дипломат с почетным эскортом.
Он был пегий — черный и седой — и довольно гладкий. На нем висела хламида из каких-то светящихся волокон — вот как морские светлячки на Земле Грома светятся, зеленовато так — а на голове красовалась золотая цепочка, витая. И на шее, на другой цепочке, болтался человеческий перстень с крупным рубином. В общем, вся эта картина, видимо, имела тот смысл, чтобы поразить меня великолепием.
А вокруг дипломата прогуливалась и попрыгивала стража, вооруженная пистолетами. Я присвистнул.
Они все огорчились, что не поняли.
Тогда я говорю:
— Ты, красавец, от Большого Босса?
Мой друг Мыш презрительно скрипнул, но дипломат сделал вид, что не заметил. Он подпрыгнул на полметра и пискнул:
— Я — Секретарь, сын Мудреца. Большой Босс хочет с тобой говорить. Зовет к себе. Проверяет слухи. Пророк вещал — ты можешь быть всем сразу. Большим счастьем, большой бедой. Большой Босс слушал Пророка. Хочет слушать тебя.
Мыш подпрыгнул на всех четырех, выгнувшись, и пискнул:
— Всегда ложь. Всегда подлость. Нельзя верить.
Секретарь смутился, взял в руки хвост и начал его задумчиво чистить. Потом пискнул, негромко и не очень уверенно:
— Боец, пойдем к Пророку. Пророк говорил Большому Боссу — и тебе скажет. Пророк подтвердит. Важно.
Тогда Мыш сел и потеребил меня за пояс. Я сел рядом с ним, чтобы легче общаться, и он пискнул мне в самое ухо:
— Пойдем к Пророку. Это серьезно. Это правда.
— Мы пойдем, — говорю, — а они нападут на гнездо.
Мыш почесал в затылке ногой.
— Не думаю, — пищит. — Святое. И потом — семья будет охранять. Я — с тобой.
— Ладно, — говорю. — Иду к Пророку. Пусть подтвердит. Тогда посмотрим.
Так что я отправился в паломничество по святым местам. Эдит, когда об этом узнала, язвительно рассмеялась и говорит:
— Ты, Марсэлл, совсем с ума сошел. Нам больше делать нечего, как беседовать с крысиными святыми. Что за чушь вообще — пророк у крыс? О чем он там может сказать? Я в этой ерунде участвовать не собираюсь.
— Я, — отвечаю, — пойду один.
— Ну да, — фыркает. — А они тут все сожрут. А что не успеют сожрать — то разворуют.
— Подумаешь, — говорю. — Они не трогают систему жизнеобеспечения, не лезут в механизмы и в электронику, а остальное — наживное дело.
Она воздела руки и возопила:
— Это же не их вещи! Они же, звери мерзкие, вообще не понимают, что такое собственность!
— Ну да, — говорю. — Они мои друзья. Что мне, для друзей пустяков жалко? И вообще — я полагаю, что не годится слишком заморачиваться на вещах. Бездуховно.
Она говорит:
— Это не пустяки, это деньги. Твои, между прочим.
Тогда я говорю:
— Все, я пошел.
Она меня останавливала и даже пыталась драться, потому что я не слушал, но я ее отцепил и вышел из каюты, а она не смогла подняться по откосу, даже снявши туфельки. И я уже в рубке проинструктировал жен Мыша, как обращаться с синтезаторами, чтобы им было что есть. И велел кормить Эдит. А сам немного послушал, как она ругается за дверью, и пошел наружу. При обычной экипировке — бронежилет, бластер, фонарь и аптечка.
Мыш был со мной, Поэт тоже пожелал идти.
— Пещера Ветров, — говорит. — Трогает. Сердце Мира. Рядом — Усыпальница, древняя. Все — пыль веков. Тебе будет интересно.
Я согласился. Ну что еще можно сказать.
Секретарю мы поставили условие — за нами не ходить. У меня, мол, свои проводники, надежные ребята, так что мы и сами не заблудимся. А к Большому Боссу мы придем, если Пророк даст добро.
Но пусть господин Крысиный Король не надеется, что нам можно повесить лапшу на уши.
С тем наши визитеры и отчалили. А мы с Мышом и Поэтом шли минут сорок по главному тоннелю вперед, а потом свернули в другой тоннель, поменьше. Вот тут я и почувствовал, что звездолет мой уже далеко, а мир вокруг чужой — и все это по-настоящему.
