Вокруг было столько забавных вещиц, от которых Мэллу отвык в своей тюрьме, столько всего, чтобы смотреть, слушать и трогать, что хотелось, ни на что не глядя, просто играть. Голос пса отвлек кота от отдирания со стены приятно шелестящего плаката:
– По этому телефону нельзя в город позвонить. Он к коммутатору подключен.
– Ну и что? – сказал Мэллу безмятежно. – Подумаешь…
Он встал с дивана, подошел к окну и сел на подоконник. Поглядел в окно на ночные небеса, в которых луна подсвечивала тяжелые облака зеленовато- серебряным неоновым светом, на горящие окна в соседнем доме и редкие автомобили, проезжающие по улице внизу. Очень захотелось ощущения высоты и свежего воздуха. Мэллу потянулся к шпингалету, чтобы открыть форточку.
– Не трогай, – сказал пес. – Из-под двери дуть будет. Люди пойдут мимо и почувствуют.
– Ничего они не почувствуют, – возразил Мэллу, но с подоконника слез. – Что это ты делаешь, а?
Пес включил компьютер. Мэллу устроился на краю стола и принялся следить, как на экране монитора меняется изображение. Системный блок негромко приятно урчал, на нем мигали огоньки; Мэллу придвинулся ближе и нажал когтем кнопочку на клавиатуре.
– Ты что?! Брысь! – гавкнул пес.
– Не будь занудой, – обиделся Мэллу. – Ты играешь с этой человеческой штукой, а мне нельзя?
Пес, вероятно, устыдился собственной грубости – толкнул Мэллу лбом в локоть, сказал примирительно:
– Я же не играю. Я думаю, надо тут электронную почту найти, дать знать…
– А… Хозяину… собачья блажь, – Мэллу стало скучно. – Ладно, играй, если хочешь, один. Мне уже спать хочется.
Он зевнул и снова улегся на диван. Было так тепло и мягко, что не хотелось менять Ипостаси – даже человеческому телу было мягко. Мэллу устраивался, мурлыкал и тянулся, когда пес спросил:
– Ты можешь спать, когда кругом враги? Нас же ищут, убить хотят…
– Ну и что? – удивился Мэллу и еще раз сладко зевнул. – Ну ищут. Не нашли же.
Ему уже стало очень хорошо. За окном из облаков выглянула луна; несколько минут кот, опершись на локти, задумчиво глядел вдаль, чувствуя, как постепенно воскресает душа. Потом положил голову на руки и заснул.
Сквозь сон он слышал, как за окном проезжают машины, и как пес тихонько щелкает клавишами – и во сне наслаждался тем полным и безмятежным кошачьим покоем, от которого уже давно отвык.
Посредник.
Локкер ужасно устал за ближайшие сорок минут.
Сколько же он уже успел увидеть этих бетонных стен, усеянных квадратами окон, рекламных щитов, вывесок, стендов, светофоров, трамвайных рельсов, чахлых деревьев, детских площадок, будок, разрисованных какими-то странными знаками… Все было одинаковое и абсолютно все было не то, что пришло в Локкера из Рамонова сна. Хольвин вел машину медленно; Локкер сидел на переднем сидении и очень внимательно смотрел по сторонам: один дом сменялся другим, таким же; то недоставало деталей для сходства, то были лишние… А тусклое осеннее солнце, между тем, поднялось уже высоко. На улицах появились прохожие и автомобили, суета городского дня смущала Локкера и сбивала его с толку.
А Гарик, сидящий сзади, рядом с Шагратом, хахал и крутился, вертел ручку, опускающую стекло в окошке, то вверх, то вниз, скулил, тыкал Шаграта в бок и сетовал, что человеческий нос ловит запахи только спереди.
– Нужен круговой обзор, ах, нет, круговой обнюх! – бормотал он. – Пахнет бензином, ах, бензином, мылом, резиной… копченой рыбой – откуда? Ах, да – магазин… вот еще – электричеством, тополем, мятной жвачкой, воробьями…так сложно в машине… отовсюду пахнет бензином…
– Заткнись, а? – буркнул Шаграт. Он тоже опустил стекло и нервно нюхал ветер. – След уже такой старый и слабый… и так вряд ли найдем, а тут еще ты скулишь под ухом!
А Локкер все всматривался – и вдруг его ударило озарение. Мысль, пришедшая извне, мысль Рамона, страх Рамона – вот что это было, хотя дом и все вокруг оказались вовсе не похожи на увиденные во сне. И дом был слишком громадный, непохожий на другие, с мигающей радугой у входа и размалеванными рожицами из цветных светящихся трубок в целых гирляндах надувных шаров. И акация вокруг не росла – или, может быть, росла во дворе. И будки нигде не было видно. Но так стало явственно…
Может быть, Рамон видел этот дом с другой стороны, куда не подъехать на машине. Но дом этот самый.
Рядом с входом на тротуаре стояли какие-то люди.
– Хольвин, – сказал Локкер, – останови тут. Рамон там, внутри.
– Тут, да, тут! – засуетился Гарик сзади. – Тут пахнет… ах, нехорошо пахнет! Неживым, страхом, болью… пивом, чипсами, злостью, ах, мертвым тоже
