Федра молча ждала.
– Прости меня, Федра. Я не хочу никого критиковать, однако мне кажется, это писала молодая женщина, мало что знавшая о жизни и браке, о том, каковы они на самом деле. Это напомнило мне философов, которые рассуждают о смысле жизни, не имея представления о реальных проблемах, волнующих большинство людей.
Федра невольно улыбнулась. Эллиот говорил нечто подобное.
– Артемис была молода, когда написала этот памфлет. Однако даже с возрастом она не отказалась от своих убеждений.
– Молода, – повторила Алексия с таким видом, словно это слово объясняло многое, если не все. – Определенно она написала это до твоего рождения. А скорее всего до того, как полюбила мужчину.
Эта мысль поразила Федру. Ее первым побуждением было защитить свою мать, но она слишком уважала Алексию, чтобы отмести ее суждение как не заслуживающее внимания. К тому же слова Алексии перекликались с вопросами, мучившими ее по ночам, когда она ворочалась в постели, размышляя о цене собственного выбора.
– Алексия, ты никогда не задумывалась о власти, которую ты дала Хейдену, выйдя за него замуж? Твое будущее и счастье полностью в его руках.
Алексия нашла этот вопрос забавным.
– А у меня в руках его будущее и счастье.
– Это не одно и то же. Ты в его власти. Закон…
– Закон относится к другим вещам и другим видам собственности. Я принадлежу Хейдену, это правда, но и он принадлежит мне. Ручательством тому наша любовь, а также клятвы, которые мы принесли друг другу. Даже закон высказывается на этот счет достаточно ясно. Я ничего не потеряла в этом союзе, дорогая подружка. Только приобрела. Теперь у меня есть больше, чем до встречи с Хейденом.
Алексия говорила со спокойной уверенностью, неуловимо изменившей атмосферу в комнате. Эта неожиданная откровенность тронула Федру. Примерно то же она чувствовала в детстве, внимая наставлениям матери.
Она взяла Алексию за руку.
– Ты не можешь быть уверена, что он никогда не воспользуется своей властью в ущерб тебе.
– Наверное, можно любить, не будучи уверенной в предмете своей любви. Но я уверена. Это одна из немногих вещей в жизни, в которой я абсолютно уверена. – Она сжала руку Федры. – А теперь давай примерим мое новое творение. Возможно, мне придется кое-что изменить, чтобы оно смотрелось идеально.
Возврат к женским радостям не нарушил атмосферу доверительной откровенности, но улучшил их настроение. Вместе они подошли к зеркалу, висевшему на стене. Алексия сняла с Федры старую шляпку и водрузила на ее голову новую.
– Я хотела сделать капор, но он будет выглядеть нелепо с распущенными волосами, – сказала Алексия, поправляя большой бант на макушке шляпы. – Берлинская лазурь смотрится даже лучше, чем я надеялась. Этот нежный оттенок тебе к лицу, ты не находишь?
Федра молчала, созерцая собственное отражение. То, что она видела, не соответствовало ее представлению о себе. Шляпа делала ее бледнее. И старше. Она видела перед собой женщину, приближавшуюся к зрелости, лишенную иллюзий и наивности. Далеко не девочку. И не чью-то дочь.
Она подошла ближе и вгляделась пристальнее, пытаясь сквозь пелену воспоминаний о прежних отражениях разглядеть то, что предстало теперь перед ее глазами.
– Великолепно. Тебе очень идет.
Федра вздрогнула, выведенная из задумчивости. Комната, отражавшаяся в зеркале, изменилась. Алексия больше не стояла за ее спиной. Зато появился Эллиот.
Эллиот предпочел бы, чтобы его предупредили заранее. Видимо, Алексия опасалась, что он откажется от встречи, а может, она думала, что они с Федрой не смогут отвертеться от разговора, застигнутые врасплох. Как бы то ни было, он никак не ожидал встретить Федру, откликнувшись на просьбу Алексии приехать.
Федра даже не слышала, как он вошел в комнату, поглощенная созерцанием собственного отражения. Она изучала его с таким видом, словно видела перед собой незнакомку. Алексия не дала ему поздороваться, приложив палец к губам, а затем вышла, не обращая внимания на его недовольную гримасу.
Когда Федра удивленно обернулась, дверь библиотеки тихо закрылась за Алексией.
– Не сердись на нее, – сказал Эллиот. – Она, вне всякого сомнения, считает, что сделала доброе дело.
– А я и не сержусь. – Федра осторожно сняла новую шляпу и положила на стул. – Рада видеть тебя, Эллиот. Я думала, тебя нет в Лондоне.
– Я вернулся вчера.
Эллиот тоже был рад встрече. До смешного. Как мальчишка. И его ничуть не волновало это очевидное свидетельство того, что он не добился прогресса в борьбе с властью, которую она имела над ним.
Федра села на диван. Эллиот не осмелился присоединиться к ней. Он так страстно желал ее, что едва сдерживался. Если он подойдет к ней достаточно близко, чтобы коснуться, он пропал. Так что лучше держаться на расстоянии.
– Хорошо, что мы встретились, – сказал он. – Я собирался написать тебе, чтобы предупредить о визите графа Чолгроува. Он хочет поговорить о мемуарах. Выслушай его.
Федра не возражала, но на ее лице отразилось раздражение, вызванное всеми этими обращениями и просьбами, которые она получила в связи с мемуарами.
