— Я хочу подвергнуть ваше доверие испытанию. — Уголки ее рта прорезали две глубокие морщинки. — Вы ничего не видите возле того дуба?
Бэйн внимательно оглядел вересковую пустошь. Ни малейшего движения. Он прикрыл глаза рукой, защищаясь от солнца. На долю секунды какое-то существо выглянуло из-за кочки и снова скрылось. Бэйн вздрогнул.
— Не знаю… может быть, там собака?
— Вы не уверены в этом? — она заглянула ему в глаза. — До сих пор я сомневалась, способен ли кто-нибудь еще увидеть это. Может быть, виной этому ваше ранение, но тогда… извините, Ральф.
Она мягко коснулась его руки, желая загладить вырвавшуюся у нее фразу.
— Мы можем спуститься вниз, — продолжала она, немного помолчав. — Но мне кажется, что то, что мы видели, не совсем материально. Что-то из других сфер…
Они вернулись на землю. Бэйн молча ожидал продолжения разговора.
— Вы читали Троллопа, Ральф? — внезапно спросила она. — Возможно, вы помните, как он описывает сэра Флориана в «Брильянтах Эстаса». Сэр Флориан обладал лишь двумя недостатками: он был порочен и он умирал. Но Лиззи Эстас, выходя за него замуж, знала об этом, чего нельзя сказать о моем замужестве. Алистер при всей его болезненности даже тогда имел светские манеры.
— Вам тяжело вспоминать это, Энн. К чему ворошить прошлое, если в него невозможно вернуться? — Бэйн попытался улыбкой прикрыть смущение.
Словно не слыша его, Энн Ларлин продолжала:
— Наедине от его лоска не оставалось и тени. Он всех пытался сделать подлецами, всех без исключения… Я сопротивлялась, и это приводило его в ярость. Даже перед смертью он отказался от причастия. Запретил пускать на порог пастора Хелмски. Я видела, как он умирает. Это было ужасно — словно греховная жизнь не желала выпускать его из когтей. Задыхаясь, бранясь, он все же расставался с ней… Однажды вечером я принесла лекарства; мне показалось, что он силится что-то произнести. Когда я склонилась к постели, он отвратительно улыбнулся и прошептал: «Ты думаешь, что освободилась, Энн? Нет. Подожди год. Я снова приду…»
— Год, — эхом повторил Бэйн.
— В пятницу истекает срок. Простите меня, Ральф, но я вынуждена открыться вам, — она твердо посмотрела ему в глаза. — Когда я в первый раз увидела вас на площади, то подумала: «Вот человек, который создан для того, чтобы рисковать». Признаюсь, у меня возникла мысль искать вашей защиты… Мне хотелось, чтобы вы приходили ко мне. Наверное, это неприятно сознавать, Ральф, но я действительно боюсь, что мой муж вернется.
— Он не может подняться из могилы, — неуверенно проговорил Бэйн.
— Как человек — нет. Но что-то во мне призывает его; возможно, какие-то импульсы двигают его телом". Он так много говорил об этом… Если бы это было игрой воображения, Ральф, это не было бы так страшно, — Энн Ларлин слабо улыбнулась.
Опасаясь, что она упадет в обморок, Бэйн поддержал ее под руку.
— Вы можете уехать отсюда, Энн.
— И где тогда жить? — Она кивнула в сторону серой громады замка: — Это все, что у меня есть в этой жизни. К тому же это ничего не изменит; он последует за мной, куда бы мы ни уехали. Только моя смерть может остановить его.
Она замолчала. Свежий ветерок шевелил пряди волос, придававшие ее лицу беспомощное, почти детское выражение. Ее ладонь замерла в ладони Бэйна.
— В эту пятницу я могу остаться в Сорворте, Энн, — он нежно сжал ее пальцы. — Вы хотите этого?
— Да, — Энн Ларлин заметно покраснела. — Мне жаль, что я не могу обещать вам ничего, кроме страха.
Она попыталась улыбнуться, однако силы изменили ей. Бэйн помог своей спутнице спуститься с холма, поддерживая под руку, проводил в дом.
Теперь, когда соглашение было заключено, дни потянулись медленной чередой — неторопливые, словно перелетные птицы. Вечерние чаепития, возвращения в «Кингз армз», долгие прогулки на воздухе отодвинули в прошлое грустные воспоминания. Гибельная неизбежность, казалось, перестала наполнять мрачные коридоры старого замка. Настроение Энн переменилось: она была оживленнее, уравновешенней, чем при первой встрече.
Пятница наступила неожиданно.
После чая, накрытого в гостиной, разговор сам собой оборвался. Между гостем и хозяйкой повисла гнетущая тишина. Гулкие своды усиливали малейший шорох, движение сквозняка. Густеющий сумрак за окном темными клубами вплывал в комнату. В шелесте гобеленов на стенах чудился зловещий шепот.
Час проходил за часом; нетронутый чай стоял на столе; наконец снизу донеслись шаркающие шаги служанки. С гулким эхом захлопнулась входная дверь, щелкнул замок. Энн и Бэйн остались вдвоем в пустом доме. Энн зажгла свечи, и по стенам заметались угловатые тени. Настенные часы пробили десять. Бесконечная ночь ожидания началась.
— Вы все еще вольны уйти, — мягко проговорила Энн. — Нас ничто не связывает, Ральф. Поймите меня, кончится эта ночь, и мы расстанемся. Словно никогда не были знакомы. Если мне казалось, что я испытываю к вам приязнь, участие, то в этом виновато мое желание выглядеть лучше, чем я
